Одиночество героя
Шрифт:
— Кстати, Кутуйчик, все хотел спросить, ты кто по национальности? Татарин, что ли? Откуда такое чудное отчество?
— Будто в досье этого нету? — дерзко ответил Жиров.
— Там сказано, из Поволжья, из Саратова. Купеческого рода. Отца звали Кирилл Мефодиевич. Про Кутуя ничего нет. Здесь какой-то пробел. Надо исправить.
Жиров исправил. С гордостью поведал, что настоящий его отец вовсе не Кирилл Жиров, а известный по всей Сибири подпольный магнат-мануфактурщик Кутуй-бек-оглы, расстрелянный в сорок девятом году. Но Кутуй-оглы тоже не был татарином, а скорее
— Как все сложно, — удивился Климов. — Впрочем, к нашей встрече это не имеет отношения. Одно скажу: будь твой отец живой, он мог бы гордиться таким сыном. Высоко ты поднялся, Кутуюшка. Люди к тебе тянутся.
Хотя в словах особиста, как и во всех других, таилась замаскированная угроза, Жиров не смог скрыть, что ему приятен неожиданный комплимент. Потянулся к бару, достал початую бутылку шотландского виски, сигареты, серебряные стаканчики. Пыл сопротивления в нем иссяк. Предложил заискивающе:
— По глоточку со свиданьицем? Напиток первоклассный.
— Как можно, — осудил Климов. — Прямо с утра. Что скажет княжна?
Знает, все знает, сыскной клещ, уныло подумал Жиров. Но откуда? Как это возможно?
Он все же осушил чарку и закурил «Кэмел», натуральный, со штатовской лицензионной наклейкой, не тот, который поставляют для негров и для русаков. И вовремя. От следующего вопроса поперхнулся дымом.
— В соучредители вашего фонда входит некто Гарий Хасимович Магомедов, по прозвищу Шалва, верно, Кутуюшка?
— Верно, входит, — ответил Жиров, откашлявшись.
— У тебя какие с ним отношения?
Жиров вторично потянулся к бутылке, но Климов забрал ее себе.
— Вы же сами сказали, один из учредителей. Вот и все.
— Я спрашиваю про личные отношения. Он тебе симпатизирует? Уважает тебя? Или презирает?
— Нелепый вопрос, Иван Иванович. Как это Шалва может кого-то уважать?
— Какой у него пакет?
— У нас фонд, а не добыча алмазов.
— Кутуюшка, не юли.
— Ну хорошо, процентов десять у него есть.
— А у тебя?
— Я — председатель, — скромно отозвался Жиров. Увидев, что собеседник не совсем понял, добавил: — Весь фонд на мне.
Климов задумался. Игнат Кутуевич нервно стучал пальцами по баранке.
— Значит, так, бек, — заговорил Климов деловым тоном. — Окажешь маленькую услугу. Бери телефон, позвони Шалве. Скажешь следующее: приехал родственник из Питера, человек надежный и со связями. Просит о встрече по важному делу. Если Шалва о чем-нибудь спросит, импровизируй. Заинтригуй его.
Жиров побледнел, опустил боковое стекло: что-то воздуху мало в салоне.
— А если откажусь?
— Скучно, Кутуюшка, — на невозмутимой сыскной роже появилось такое выражение, словно он перебарывал зевоту. — Что же мы сто раз возвращаемся к одному и тому же? Появится в газетах твое личико с соответствующим текстом. Сенсация! Знаменитый правозащитник, отец всех угнетенных на самом деле всего лишь агент КГБ. Надо тебе это? Понимаю, боишься Шалвы. Но коли он узнает про твои делишки, разве лучше будет?
— Позвольте глоточек
Климов его пожалел, вернул бутылку. Жиров присосался к ней с жадностью. Запалил новую сигарету. Произнес обреченно:
— С ним вам не справиться, надо же понимать. С Шалвой сегодня никому не справиться. На него система работает. Вспомни Куликова. Только пальчиком погрозил наркобаронам, и где он теперь?
— Не забивай себе голову ерундой, бек. Твое дело отрекомендовать. У родственника, дескать, ценная информация. Между прочим, это правда. У меня информация для пахана. Впоследствии, возможно, он тебя отблагодарит.
— Ага, бритвой по кадыку.
— Выбора у тебя нет. Чтобы меня заложить, даже не помышляй. Сам себя накажешь.
До владыки Жиров дозвонился по мобильному телефону с третьего захода. Первые два раза тыкался куда-то не туда. Но и то — удача. Как объяснил Жиров, поймать Шалву среди бела дня без предварительной договоренности почти невозможно. Он всегда настороже, как сокол на скале.
Жиров передвинул на своей трубке рычажок, и по салону потек бархатный голос Шалвы. Он обрадовался Жирову.
— Сам тебя собирался искать, Игнатий, — сказал благосклонно. — Слыхал, какие дела творятся?
— А что такое?
— Ты где живешь, Игнатий? Совсем в политику ушел? Сперва Гиви кокнули, потом налет на «Грезы». Кто-то хочет меня обидеть. Не знаешь — кто?
— Примите искренние соболезнования, многоуважаемый друг, — фальшиво посочувствовал Жиров. Раньше должен был отдать скорбный долг, да вот закрутился, даже венка не послал. Шалва, конечно, взял на заметку. Прокольчик. Гиви похоронили на Ново-Девичьем кладбище, пышно, с воинскими церемониями, при большом стечении народа. В душе Жиров не одобрял все эти восточные, говоря современным сленгом, шоу. Новые русские кавказцы стремились утвердить свое господство ритуально, но это было преждевременно. Кто такой, в сущности, Гиви? Обыкновенный балабон и насильник, типичный представитель поколения, выбравшего пепси. Стоило ли разводить вокруг его логичной житейской завершенки такую шумиху? Но в принципе проблема стояла значительно шире. Взять хотя бы планы исламизации России, чрезвычайно перспективные, но опять же разве допустимы в этом серьезнейшем вопросе преждевременный ажиотаж и публичность. Из Москвы кажется, что русский медведь усмирен и усыплен окончательно, но кто бывает в регионах, подальше от центра, тот знает, что это не совсем так. Медведь еще ворочается, покряхтывает и вполне способен напоследок покалечить своих мучителей.
Соболезнования Шалва принял и вторично поинтересовался, не осведомлен ли Жиров по своим каналам, кто на них накатывает.
— Пока нет, — сказал Жиров. — Но сегодня же начну наводить справки. Вы кого-нибудь подозреваете?
— Почти уверен, это чумаки.
— С ними разве не покончено?
Шалва отозвался злобно:
— Из могил повылазили гниды. Но я их скоро обратно запихну.
Спохватился:
— Ты чего звонишь, Игнатий? Чего тебе надо?
Жиров рассказал про родича из Петербурга, который ищет встречи с Шалвой.