Одиночество героя
Шрифт:
— Кто такой?
— Из деловых кругов. Вроде по Северам работает. Я его плохо знаю.
— Плохо знаешь, почему хлопочешь?
Жиров наткнулся взглядом на истукана, тот улыбнулся ему многозначительно.
— Плохо в том смысле, Гарий Хасимович, что его бизнес мне неизвестен. Но человек свой, проверенный.
— Чего ему надо?
— Какое-то предложение. Сказал, вас заинтересует.
— Как зовут?
Климов, прикрыв ладонью микрофон, произнес одними губами: Ваня Грумцов. Кличка — Волчок. Жиров послушно повторил в трубку.
Шалва
— Среди крупняка такого нет… Ладно, подошли к вечеру, часикам к десяти в «Полис»… От тебя, Игнатий, жду помощи. Ты ведь, милый мой, перестал землю рыть, от живой работы уклоняешься. Нехорошо, дорогой. Немного непорядочно. Хочешь чистеньким помереть, а, Игнатий?
Жиров страстно поклялся, что к вечеру, кровь из носа, добудет хоть какую-нибудь информацию.
— Уж постарайся, сынок, — холодно попрощался Шалва.
Убрав телефон, Игнат Кутуевич еще разок приложился к бутылке: случка с княжной срывалась. Жалобно заморгал, смахнув слезинку со щеки.
— Ума не приложу, как выкручусь, — пожаловался он особисту. — Похоже, закопали вы меня, Иван Иванович. С какими людьми стравливаете. Это же чистый зверь. Ну что вам от него понадобилось, что?! Про него все известно, он не прячется. Чего к нему лезть?
— Что за «Полис»?
Жиров рассказал. «Полис» — ночное заведение в районе Сокола. С рулеткой, со стриптизом, все, как в лучших домах. Очень опасное заведение, хотя кухня там неплохая. Принадлежит Шалве и предназначено в основном для деловых встреч. Если туда попадает непрошеный визитер, обыкновенно он потом нигде больше не появляется, исчезает бесследно.
— Стриптиз мужской, — невпопад добавил Жиров и зачем-то подмигнул Климову, из чего тот заключил, что высокопоставленный осведомитель пребывает в состоянии интеллектуальной истерики. Причина понятна: заячья душа затрепетала. Климов не раз убеждался, что нынешние хозяева России, рыночники-освободители, казавшиеся на экране телевизора неуязвимыми, как кощеи, редко проявляли твердость духа, когда встречались с реальной опасностью, грозящей их благополучию. Абсолютное равнодушие к чужим жизням уравновешивалось у них благоговейным отношением к своей собственной. Сказано про них: жидкие на расправу. Тем более загадочно их затянувшееся, многолетнее торжество, подобное ночному пиру крыс.
— Уматывай, — посоветовал Климов. — И как можно скорее.
— Что? — не понял тот.
— Бери билет и дуй за границу. У тебя же приготовлено теплое местечко? Будешь бороться за права человека издали, как Герцен.
— Вы серьезно? Но вы же обещали!
— За службу спасибо. О ней никто не узнает. Я слово сдержу. Но скоро здесь станет жарко. Сгоришь, Кутуюшка. Ты же изнутри трухлявый, от одной искры вспыхнешь. Жалею тебя, дурака.
Пока сбитый с толку Жиров собирался с ответом, истукан исчез. Только что сидел рядом, излучая грозную, неведомую энергию, — и вот уже нет его. Лишь повис в салоне смолистый сквознячок.
Жиров обиженно сморщился, отхлебнул из бутылки и набрал номер княжны.
— Ждешь, Настенька? —
— Жду, папочка, — в тон ответила княжна. — Уже два раза подмывалась. Ты где?
— Накладка вышла, — пробурчал Жиров. — Заехал неожиданно один тут из правительства…
— Да ты никак выпил, папочка?
— Выпил не выпил, за баранку садиться опасно.
— Ой, а я настроилась.
— Сиди дома, может, к вечеру навешу… Послушай, Настенька!
— Да, папочка.
Голосок-то какой, проникновенный, душевный.
— Если позову за границу пожить, поедешь?
— Еще бы! — вдруг ответила княжна басом.
— Подумай, девочка. Я ведь, возможно, не шучу.
— Папочка, любая порядочная девушка об этом мечтает. Неужто в свинарнике до старости гнить.
— В каком свинарнике?
— Да в таком, который вы устроили.
— Ага, — глубокомысленно подтвердил Жиров, машинально потянувшись к пустой бутылке. — Тогда, значит, до вечера?
— Береги себя, любимый.
Ласково простилась, но все равно от разговора остался щемящий осадок. Грустными очами глядел Жиров окрест из окна своего пятидесятитысячного «Фордона». Такое накатывало не в первый раз. Ну как объяснить? Вроде жизнь удалась, всего достиг: богатства, славы. Но сосет под ложечкой червячок докуки. Вдруг придет поутру или ночью кто-то, похожий на глазастого Ивана Ивановича, предъявит ордер и с полным правом спросит: «Кто ты, Жиров? Откуда у тебя все? Как заработал?» Что ответить?
Будь ты проклята, эта страна!
На звонок в дверь Витя Старцев открыл, не спрашивая, кто там. Сделал это осознанно. В сложной программе самовоспитания, которую он разработал на ближайшие полгода, одним из пунктов значилось: отсутствие реакции на угрозы из «внешнего мира».
Два плечистых амбала стояли перед ним.
— Вам кого, ребята?
Оттолкнули, вошли в квартиру. Громоздкие, уверенно передвигающиеся. По сравнению с хрупким, стройным, светлоликим Витей — бронтозавры. Род их занятий он определил сразу: бойцы невидимого рыночного фронта. Зачем явились, тоже можно догадаться.
— Дома есть еще кто?
— Нет, я один.
— Витюха Старцев?
— Да.
Один из амбалов шутливо ткнул его перстом в живот, и они отправились на осмотр квартиры. Две комнаты, кухня, ванная, сортир — обнюхали все углы.
— Вы что-нибудь ищете? — спросил Витя.
— Заткнись, — услышал в ответ. Обследовав жилплощадь, амбалы обосновались на кухне. Теперь он хорошенько их разглядел и мысленно разделил по номерам: номер первый и номер второй. Крепкие качки, бывалые. Ни малейшего признака разума, веселые, добродушные лица, как у эстрадных смехачей. Номер первый — брюнет под потолок, со шрамом на подбородке, номер второй — тоже черный, но стриженый наголо, с бородавкой на щеке. Больше ничем они друг от друга не отличались — близнецы.