Одиночество Новы
Шрифт:
У Новы кровь отливает от лица, она отворачивается от меня и вжимается в сиденье. Если бы я не знал о ее прошлом, то удивился бы, что это она, но я знаю и понимаю, по крайней мере отчасти. Я скрещиваю руки на груди и смотрю в окно. В машине наступает тишина.
Нова начинает теребить браслеты на руке, – должно быть, она их носит, чтобы прикрывать шрам. Я опускаю руки и барабаню пальцами по колену, вспоминая, каково мне было после похорон Лекси, хотя меня там и не было. Но при мысли, что она умерла, лежит в земле, я чувствовал себя таким беспомощным, и мне нестерпимо хотелось отключиться от всего. Может, Нова чувствовала
Не соображая, что делаю, я двигаю руку по сиденью к коленям Новы. Она вздрагивает от неожиданности, и я почти жду, что она сейчас отшатнется. Но она сидит неподвижно, и я беру ее за запястье, сжимаю пальцы на тоненькой, неровной полоске на коже, под браслетами. Она откидывает голову на спинку сиденья, сердце у нее бьется чаще, а потом снова начинает отбивать мерные, ровные удары. Это ощущение меня успокаивает – оно напоминает о том, что в мире есть жизнь и что сердца продолжают биться, даже когда уже разбиты.
– Как ты только додумался мне их купить, – говорю я и, все еще не веря своим глазам, гляжу на розовые барабаны, стоящие передо мной.
Мы с Лэндоном стоим у меня в гараже, дверь закрыта – она отделяет нас от снега, ледяного холода и от всего внешнего мира. У меня день рождения, и я пришла с Лэндоном сюда, думая, что он меня куда-то повезет, а вместо этого – такие замечательные, такие девчачьи барабаны.
– Нравится? – спрашивает Лэндон, скрестив руки на груди, и вид у него всерьез обеспокоенный, как будто он ждет, что я буду возмущаться.
– Еще бы! – развожу я руками. – Розовые барабаны!
Едва заметная улыбка на секунду показывается на его губах, и карие глаза кажутся почти золотыми.
– Хорошо, а то я боялся, что не понравятся.
Я сжимаю руки и хожу вокруг барабанов, готовая запрыгать от счастья.
– Почему? Ты же знаешь, я всегда хотела иметь собственную ударную установку. Школьные брать надоело, тем более парни считают, что это не девчоночий инструмент и нечего мне на нем играть.
– Они просто завидуют. – Лэндон садится на складной стульчик у лестницы. Волосы у него влажные – он только что шел к моему дому в снегопад, и щеки чуть раскраснелись от мороза. На нем черная куртка с капюшоном, рукава закатаны, а штанины джинсов внизу потемнели от талого снега. – Ну, давай, Нова Рид, покажи мне, на что ты способна.
Я сажусь на табуретку и беру в руки палочки:
– Ты же знаешь, на что я способна. Тысячу раз слышал, как я играю.
– Ну да, в толпе. – Лэндон расслабленно откидывается на стуле. – А я хочу, чтобы ты сыграла только для меня.
Я на секунду зависаю:
– А что тебе сыграть?
– Что хочешь, – пожимает он плечами. – Только чтобы это было со значением.
Терпеть не могу, когда он так говорит. Лэндон
– Ладно, есть у меня одна песня, только пообещай, что не будешь смеяться.
– С чего бы мне смеяться?
– Потому что я сама ее сочинила. И она, наверное, не так хороша.
– Наверняка хорошая, – заверяет он меня. – И вообще, я никогда не стану над тобой смеяться.
Лэндон не шутит, и я так люблю его за это. Хочу сказать ему прямо сейчас, что я люблю его, хотя поняла это уже давно, но, как всегда, трушу.
Напевая про себя, я поднимаю палочки над головой, делая вид, что сейчас с грохотом обрушу их на барабаны, но касаюсь мягко, хоть и решительно. Начинаю играть, все больше увлекаясь. Наконец закрываю глаза и слушаю свои руки, растворяясь в ритме, досочиняя про себя слова, уносясь в другой мир. Если бы я не знала, что так не бывает, то поклялась бы, что в этот момент с легкостью отделилась от собственного тела.
Но вот песня кончается, миг покоя уносится прочь и сменяется тревогой. Я открываю глаза и вижу, что складной стул пуст. Оглядываюсь в одну сторону, в другую и пугаюсь, потому что Лэндона нигде не видно.
– Что, так плохо? – вслух спрашиваю я, хмуро глядя на палочки в руках.
– Нет, замечательно. – От его голоса за спиной я подскакиваю.
Разворачиваюсь на табуретке, роняю палочки и прижимаю руку к колотящемуся сердцу:
– Блин, ты меня напугал!
Он не смеется надо мной, даже не улыбается. Просто смотрит на меня с озадаченным, почти изумленным видом.
– Это было прекрасно, – говорит Лэндон решительно и проводит пальцами по моей скуле. – С днем рождения, Нова, – шепчет он, и веки у меня сами закрываются, а его рука опускается все ниже, по щеке, по шее, к воротнику рубашки. Он чуть оттягивает его, просовывает пальцы мне в лифчик, укладывая меня спиной на барабаны. Я сильно ударяюсь головой, но так поглощена ощущениями от того, как его большой палец ласкает мне соски, что не обращаю внимания на боль и звон в ушах.
Его тело нависает надо мной, он тянется губами к моим губам.
– Нова… я… – Лэндон пытается что-то сказать, и я заставляю веки подняться, хотя все тело протестует против этого. Наши взгляды встречаются, и на секунду мне кажется, он хочет сказать, что между нами все кончено: вид у него такой, будто он испуган, и борется с собой, и душа у него разрывается пополам. – Я люблю тебя, – шепчет он.
Я готова поклясться, что время остановилось.