Одиночество вдвоем

Paprika Fox

– Черт. Интересно, когда она попросит с меня денег за психологическую травму?
– Дилан лишь ворчливо плюнул, вновь поворачиваясь к другу. Тот сощурился:

– С чего ты взял, что она будет просить?

– А разве нет? Глянь на нее. Типичная богачка, - хочет вонзить вилку в курицу, но Ник отодвигает тарелку:

– Иногда ты выдаешь неплохие мысли, но твой кретинизм сильнее, - берет кружку с соком.
– Думаю, тебе стоит пересматривать свои консервативные взгляды на других.

Дилан указывает вилкой на друга,

щуря глаза:

– Ты, - ухмыляется.
– Заинтересовался ей?

Ник лишь бросил смешок:

– Дилан…

– Ты. Заинтересовался. Ей, - довольная улыбка темноволосого росла на глазах.
– Она ж малолетка, Ник.

Темнокожий крутил вилку в руке, недовольно постукивая пальцами по столу:

– Вообще-то, она в десятом…

– Вот черт, ты точно заинтересовался. И причем сильно, - подметил Дилан.

– Ну, не сильно…

– Не сильно? Ты ж навел на нее справки, - О’Брайен вновь перебивает, а Ник только и делает, что пожимает плечами:

– С виду она ничего.

– Ага. Я поржу над тобой, когда она начнет твой кошелек опустошать, - Дилан воткнул вилку в курицу, улыбаясь.
– Или же ты для неё будешь не достаточно обеспечен.

Ник закатывает глаза, ударяясь лбом об стол:

– Черт возьми, Дилан.

Тот лишь посмеиваться над другом.

Темнокожий выпрямляется, взглянув на него со всей серьезностью:

– Не думал, что буду говорить такое слюнявое дерьмо, но деньги не главное.

– Ты так считаешь, ибо они у тебя есть, - всё. На этом лучше ставить точку. Ник не осмелится продолжить беседу.

Дилан слишком помешан на деньгах. И не в том смысле, что зажирается ими. Нет. Наоборот. Их у него нет. Ник считает, что это чистой воды комплекс. Дилан, буквально, чувствует, что из-за этого не наравне с другими, что он хуже, ниже, что все смотрят на него свысока. А О’Брайен не любит признавать своей неуверенности, поэтому заменяет ее на смешки и с охотой играет роль самого обычного хулигана - трудного подростка.

Когда-нибудь Ник обязательно поговорит с ним об этом, но не сейчас. Ибо Дилан явно не доверяет ему.

Темнокожий отвлекается от своих размышлений, когда слышит голос Дилана.

– Элли, Вилли, - парень изогнул брови.
– Винни…

– Что ты несешь?
– Ник нахмурился.

– Имя твоей возлюбленной пытаюсь вспомнить, - Дилан сует курицу в рот, тщательно пережевывая.
– Валли?

– Эви, - Ник покачал головой.

– Странное имя. Будто кличка собаки, - поглядывает в сторону девушки, которая встала из-за стола, когда к ней подсела компания людей.
– Знаешь, у моего знакомого была собака. Дрессированная. Она на нее похожа.

Ник отбросил всё сказанное им, улыбнувшись мимо проходящей Эви, которая с явным недоверием взглянула на него, лишь ускорившись. Темнокожий проводил взглядом девушку, а Дилан сложил руки на груди, цокая языком. Сощурился, кривясь:

–

И на таких у тебя встает?

Ник перевел взгляд на друга, пустив смешок:

– Порой ты бываешь отвратительным.

– Только не заплачь. Иначе меня удар хватит, - Дилан взял его кружку, поднеся к губам.
– Она такая тощая. Одни кости. Отвечаю, одна из тех, кто только и думает о своей фигуре и морит себя голодом каждый раз, когда прибавит лишний грамм.

Ник вновь впечатал лоб в поверхность стола, тяжко выдохнув, а Дилан довольно усмехнулся, отпивая его сок.

***

Держать осанку трудно. Тяжело стоять на носках в пуантах. Расправляю плечи, пытаясь повторять движения за другими. Высокая, худая и стройная женщина ходит вдоль нас:

– Раз, два, три, - хмуро смотрит на меня.
– Эви, расслабься. Ты скована, - продолжает.
– И раз, два, три…

Тело не слушается меня. Чтобы не чувствовать боль, мне не достаточно просто не двигаться. Кажется, мне нужно буквально умереть. Интересно, сколько мне ещё потребуется времени, чтобы привыкнуть к боли? Чтобы не замечать её, чтобы свыкнуться с собственным положением?

А что, если я уже смирилась с тем, что происходит?

Расправляю руки, чувствуя, как по виску скользит капелька пота.

Я уже смирилась, ибо отчим знает, что без него моей маме не обеспечат лечение. Он знает, что нам необходимы его деньги. Сама понимаю это. Каждый раз, когда хочется сорваться и бежать, я напоминаю себе о матери. Не должна быть такой эгоисткой. И пока мы зависим от отчима, я обязана терпеть.

– Эви, - женщина вновь останавливается возле меня, хмуро сдвинув брови.
– Ты совершенно не стараешься.

– Извините, - выдавливаю. Тяжело дышу, ведь уже выдохлась, без сил. Ставлю руки на талию, сгибаясь. Женщина качает головой, отворачиваясь.

Шепот.

Поворачиваю голову, наблюдая за тем, как все девушки скопились в одну группу. О чем-то говорили, то громко, то тихо. Смеялись, наигранно хлопали друг друга по плечу.

– Плохо, Эви. Иди, - женщина явно нервничает, видя такое расслоение в её группе.

– Что?
– я хмурю брови, с тревогой взглянув на неё.

– С тебя сегодня хватит. Прими душ, езжай домой, отдохни, - она ставит точку, направляясь к девушкам.
– А вы что встали? Приняли стойку смирно!

Я сутулюсь, как-то потерянно бегая зрачками по полу. Поднимаю глаза на девушек, которые со свежими лицами расправили плечи. Выглядят так грациозно. Так “легко” выполняют все движения. Ладони начинают чесаться от нервов.

Делаю шаг назад. Откашливаюсь, будто надеясь, что женщина передумает. Но она не смотрит в мою сторону. Преподавательница внимательно следит за движениями своих учениц, хлопает в ладони, чтобы задать ритм.

Я тихо выдыхаю, избавляясь от воздуха в груди, и бреду к дверям, спускаясь со сцены.