Одиночество вдвоем
Шрифт:
Ведь отчим уже вне себя от злости. Нет. Он не просто зол. Он не в ярости. Хуже. Сильнее.
Мне придется столкнуться с более сильным эмоциональным взрывом, чем когда-либо.
Часы тикают, по вискам текут капли пота. Голова нервно трясется от напряжения.
Отчим глотает алкоголь, опьяненным голосом продолжая:
— Ты бросила свою мамочку, — подходит ко мне, вынуждая сильнее сжать руками ноги, но перебороть боль в животе не выходит. — Ты оставила её, свою единственную, — кашляет и харкает в пол. — А ведь её жизнь, — шепчет, — зависит от меня, не так ли?
Дрожу,
Отчим отвратительно нежно смотрит на меня, касаясь мокрой ладонью, которой перед этим вытирал рот, моей щеки, из-за чего меня передергивает. Наклоняю голову к плечу, чтобы избежать его прикосновения, но мужчина всё равно гладит мою кожу, шепча:
— Ты оставила меня. Ты моя, Эви, — большим пальцем касается моих сжатых губ. — Вся ты… Целиком, Эви… — его темный взгляд исследует моё лицо, словно проверяя состояние, после чего мужчина улыбается. — И ты это знаешь, — кивает. — Знаешь…
Давит большим пальцем мне на губы, чтобы я открыла рот, но мычу, не поддаваясь, чем только больше сержу отчима, лицо которого исказилось в отвратительной гримасе. Он хватает мою голову обеими руками, вынуждая меня вцепиться пальцами в его предплечья, и рывком раскрывает мою челюсть. Начинаю громко дышать через рот, ерзая на полу, чтобы сильнее прижаться к стене, когда мужчина наклоняется, вцепившись губами в мои губы. Холодный, скользкий язык проникает внутрь, жадно исследуя, а моё мычание теперь сопровождается тихим и жалким стоном, полным боли.
— Скучал, — шепчет мне в губы, кусая мой язык.
И я корчусь, внезапно для самой себя, укусив его за нижнюю губу, которую сильно сжимаю зубами, заставляя мужчину отпрянуть, схватившись за рот. Отчим отпускает моё лицо, размахнувшись свободной рукой, и бьёт ладонью мне по лицу. Я пищу, качнувшись в сторону, но не успеваю повалиться на пол и отползти в сторону, как мужчина вновь хватает меня за плечи, выпрямляя. Он прижимает указательный палец к моих губам, судорожно трясется, усмехаясь:
— Я ведь учил тебя не кусаться. Видимо, за это время ты забыла, — я мычу, роняя слезы, когда он поднимается, прижав одну полусогнутую коленку мне к шее. — Я напомню тебе, — давит, душит меня, поэтому хватаюсь за его ногу, пытаясь избавиться от давления, но всё напрасно. Мужчина шмыгает носом, проглатывая мокроту, отпивает немного алкоголя из стеклянной бутылки, после чего наклоняется, поднеся её к моим больным губам:
— Возьми, Эви.
Качаю головой, хныча, но его это не остановит.
Никогда не останавливало.
— Бери, Эви! — давит горлышком мне на губы, после чего вновь бьёт свободной рукой по лицу, заставляя громче рыдать. — Возьми! Наверняка, сосала там этому своему О’Брайену, — с отвратительной ревностью кричит, больно давя бутылкой на губы, из-за чего приходится открыть их. — Давай, не хочешь ведь лишиться
Ему не нравится.
— Ты ведь можешь лучше… — шепчет раздраженно. — Я знаю, что ты можешь лучше! Давай!
Меня тошнит. Руками сжимаю запястье мужчины, пытаясь остановить его, и это противостояние злит отчима. Он наклоняется, свободной рукой сжимая мой подбородок, чтобы я шире раскрыла рот. Из-за слез не могу нормально видеть. Но чувствую, как его недовольство лишь растет.
— Ты способна на большее… Эви! — его тон. Он мне знаком.
Отчим возбуждается.
И от этой мысли я только сильнее сжимаю губы, качая головой, прося прекратить.
— Чёрт возьми! — он резко вытаскивает из моего рта горлышко бутылки, отчего с моих губ срывается рваный вздох. Глотаю кислород, вздрагивая и поднимая руки, чтобы прикрыть лицо, когда отчим бросает бутылку в пол рядом со мной, отчего та разбивается на осколки стекла. Мужчина сильнее давит коленом мне на шею, вынуждая меня закинуть голову, прижавшись затылком к стене.
— Я напомню тебе! — кричит, — расстегивая ремень. — Гребаная сука! Ты будешь глотать, блядина!
— Нет, — кричу в ответ, захлебываясь рыданиями. — Пожалуйста! — давлю ему на живот слабыми руками, пока он тянет ширинку вниз:
— Ушла от меня… Думала, что выйдет, да?! Я выбью из тебя всё это! Тебе никогда не сбежать от меня! — хватает меня за подбородок одной рукой, грубо поднимая лицо, а другой опускает ткань белья, ближе вставая ко мне. Верчу головой, продолжая бить его кулаками, но ему удается разжать мой рот, сунув в него. Тут же начинаю давиться, сжимая веки, из-за чего по щекам катятся крупные горячие слезы. Кашляю, вонзая ногти в кожу его живота, желая разорвать, но это только нравится мужчине, движения которого стали резче. Он тянет меня за волосы, ускоряясь:
— Ну? Как? Вспоминаешь?!
Моё горло горит от трения, а рвота вот-вот должна вырваться наружу. Одна моя рука опускается на пол, и пальцы трясутся, когда нащупываю мелкие осколки стекла, начиная хлопать по ним ладонью пока не нахожу горлышко бутылки с острыми краями.
Отчим поднимает голову, прикрывая глаза от наслаждения:
— Да, Эви, Эви, моя малышка… Моя, — шепчет, прижав мое лицо вплотную к себе.
И я громко мычу, сжимая горлышко разбитой бутылки, после чего размахиваюсь, вонзая острыми краями в бедро мужчины, который завопил, что есть мочи, сделав шаг назад, и, держа меня за волосы рукой, отбросил в сторону, схватившись за раненное место, в коже которого осталось моё орудие. Мужчина кричит от боли, пальцами обхватывая горлышко, и выдергивает, бросая на пол. Я кашляю, хрипло дыша, и плюю белую жидкость, грубо вытирая рот запястьем. Поворачиваю голову, с ужасом смотря на отчима, который хромает ко мне, и в его глазах я читаю ярость.