Одиночка
Шрифт:
Раздалась короткая очередь. Она упала вперед, изношенное платье обагрилось кровью. Она еще цеплялась за жизнь, ползла, задыхаясь, впиваясь ногтями в землю.
— Беги! — кричали ей из толпы. — Беги!
Но охранник выпустил в нее еще одну очередь. На короткое время воцарилась полная тишина.
— Пошли, пошли! Не смотреть! — прикрикнул Мюллер.
Слившиеся колонны приближались к воротам крематория. Времени не оставалось.
Блюм протолкался через толпу поближе к Фюрсту. Обершарфюрер совсем не был похож на человека, которого можно было подкупить.
Зажав в кулаке драгоценный камень, Блюм шел с той стороны колонны, которая должна была подойти к Фюрсту вплотную. До эсэсовца оставалась пара метров. У Натана была одна попытка. Он молился, чтобы в этих пронзительных жестких глазах мелькнула искорка милосердия. Шаг, еще шаг.
Сейчас или никогда.
С колотящимся сердцем Блюм вырвался из колонны и рванул прямо на ничего не подозревавшего немца.
— Ты! Вернись в строй! — Фюрст отпрянул назад и поднял люгер. Глаза его вспыхнули гневом.
— Не стреляйте! Не стреляйте! Пожалуйста, — взмолился Натан и зашептал по-немецки: — У меня есть кое-что ценное, вытащите меня отсюда. Это бриллиант. Десять карат. — Он показал пальцами размер камня. — Он у меня с собой. Он будет ваш. Только спасите меня. — На секунду их взгляды встретились. — Что скажете?
Сначала Блюм был уверен, что немец нажмет на курок и все будет кончено. Что бы там немец ни прикидывал у себя в голове, вокруг было слишком много людей.
Ему конец.
Но охранник схватил его за грудки, презрительно выкрикнув:
— Как ты меня назвал, мразь? Не смей прикасаться ко мне своими грязными лапами. Сюда иди, — он выдернул Блюма из колонны. — И ты тоже, сучка… — Он прихватил какую-то девушку. — Что ты сказал? Оба на колени! Быстро! — он толкнул их обоих за угол длинного здания. — Обойдетесь без душа!
Как только они оказались за углом, Фюрст вскинул люгер и, швырнув Блюма к стене, сунул дуло ему под челюсть. Девушка начала всхлипывать, уверенная в том, что сейчас ее пристрелят. Ощущая у себя на горле холодный металл, Блюм тоже прощался с жизнью.
Охранник прошипел едва слышно:
— Надеюсь, ты говоришь правду, а иначе я пущу в тебя пулю прямо сейчас. Показывай, живо! Замешкаешься на секунду, и я вышибу тебе мозги!
Блюм понимал, что охранник может забрать камень и тут же пристрелить его. Но тогда при любом раскладе жить ему оставалось считанные минуты.
— Вот, — он разжал кулак и сунул камень под нос Фюрсту. Тот уставился на него. Глаза у немца загорелись. Быстро схватив бриллиант, он запихал его во внутренний карман кителя.
Потом развернул Блюма и приставил люгер ему к затылку.
— Прошу вас, — Блюм стоял лицом к стене, сердце, казалось, бухало где-то в горле. — Я же вам его отдал. Как и обещал. — Он закрыл
— Ты выторговал себе немного времени, — сплюнул немец. — Но не более того. А теперь уматывай отсюда. — Он толкнул Блюма вдоль стены. — На твоем месте я бы летел к первому попавшемуся бараку, пока кое-кто не передумал.
— Спасибо, — Блюм кивнул. Кровь оглушительно стучала в висках. — Я понял. — Тут он увидел девушку. На вид ей было не больше восемнадцати. Симпатичная. Вся белая от страха. Они оба понимали, что собирался сделать Фюрст. Блюм взглянул на немца: — И ее тоже.
— Ее? Да она все равно уже мертва, — проворчал немец. — Не трать свою жалость попусту. Для нее этот путь быстрее.
Девушка, которая, судя по всему, не понимала по-немецки, протянула руки и схватилась за ногу Блюма.
— Пожалуйста, не оставляй меня! Прошу тебя! — выкрикивала она по-польски.
У него оставались наличные. Он мог выкупить ее жизнь. Любая жизнь одинаково ценна, как сказано в Мидраше. Но эти деньги нужны для подкупа завтрашних охранников. Без взятки Мендлю не выбраться. А именно ради этого он здесь находился. И даже сейчас он понимал, что у него считанные секунды на то, чтобы исчезнуть незаметно.
— Прости, — Блюм посмотрел на девушку.
— Нет, не уходи! Пожалуйста… — она отчаянно цеплялась за него, ужас стоял у нее в глазах.
— Отойди от нее, — вмешался немец. — Или умрете оба.
Блюм разжал ее пальцы и кинулся бежать, прячась в тени длинного темного здания, оглянувшись назад лишь раз.
Раздался выстрел. Рыдания девушки прекратились. Потом он услышал еще выстрел.
Этот был якобы в меня, понял Блюм.
— Вонючие гребаные жиды, — громко выругался охранник, обтирая руки. Его слова донеслись до колонны.
Блюм забежал за угол здания. Он никак не мог отдышаться. На другой стороне двора находился четырнадцатый барак. На твоем месте, предупредил его Фюрст, я бы летел к первому попавшемуся бараку.
Натан пересек двор и открыл дверь. У одного из окон сгрудились несколько человек.
— Ты кто? Что случилось?
— Мне нужна койка, — попросил Блюм. Сердце продолжало стучать где-то в гортани. — Я был в двадцатом. Нас повели в газовую камеру. Мне удалось подкупить охранника, — он увидел в окне, как последние из его товарищей по бараку проходят через ворота лагеря.
— Ты можешь спать здесь, — указал ему на пустую койку один из заключенных.
Блюм кивнул, выдохнув весь воздух из легких:
— Спасибо.
— Двадцатый, — прошептал кто-то. — Там ведь был Леви? Он все время носил твидовую кепку.
— Да, — подтвердил Блюм, — он там был.
— Жаль. Он был хорошим человеком. И продержался тут долго.
Весь в липком поту, Блюм залез на койку. Он с трудом удерживал рвотные позывы, при этом ему хотелось разрыдаться от счастья — жив!