Одинокие души
Шрифт:
– Сейчас, да.
– Три предводителя? – удивляюсь я. – Просто средневековье какое-то.
– Вообще-то после несчастного случая, Макс отказался управлять. Он посвятил себя стае, наконец, стал её частью.
– Да, он сказал, что главный ты и только ты.
– Не говори так, словно это подарок свыше, - отрезает парень. – Ставить задачи и
организовывать испытания – это не все мои обязанности. Я несу колоссальную
ответственность за всех вас, и смерти, - это слово
становится недовольным. – Все смерти впитываются в меня, словно в губку. Я слышу
ночами голоса тех, кто умер, Лия. Я иногда вижу их на улицах, путаю с другими людьми, бегу в толпе, пытаясь догнать несуществующие фигуры. – Парень прикрывает глаза и
крепко сжимает стеклянный стакан в руке. – Нет ничего хорошего в том, чтобы
справляться с проблемами самостоятельно. Нет ничего хорошего в том, чтобы стать
одиноким ради кого-то, ради жизни других людей.
– Но у тебя ведь получается, - успокаивающе протягиваю я, и улыбаюсь. – Ты отличный
предводитель, Стас.
Мои слова звучат искренне. На долю секунды, я думаю, как же мне удалось так
спародировать решительность в голосе? Но потом, вдруг понимаю: это правда. Я на самом
деле уважаю Шрама и считаю его хорошим предводителем. Странно, но моё сердце
уверено в его силе и отважности. Теперь я готова доверить ему свою жизнь.
– Нет. Мне не хватает Бесстрашия Макса, и твоей Самоотверженности.
– Но теперь мы рядом, - я кладу руку поверх его руки. – Я – здесь, Максим тоже. Ты не
одинок.
– Ты даже не представляешь, насколько я одинок, - приглушенно отрезает парень, и
убирает руку. Он медленно встает, протирает лицо и горько улыбается. – Ты должна была
позвонить маме.
– О боже! – я резко подрываюсь. – Черт. Забыла.
Парень усмехается и следит за тем, как я несусь к своей сумке. Вытаскиваю телефон, вижу
несколько пропущенных звонков от Астахова, и набираю номер. Надеюсь, что мама не
станет кричать.
После нескольких гудков мама отвечает.
– Да?
– Привет, - протягиваю я и двигаюсь вдоль коридора. – Я задержусь сегодня, хорошо?
– Задержишься? – удивляется она. – Почему?
– Хочу погулять.
– А дома ты ничего не хочешь сделать?
– Что, например? – аккуратно интересуюсь, и сворачиваю в одну из комнат. Здесь темно. Я
облокачиваюсь спиной о стену.
– Ну, не знаю. Убраться, или сесть уроки. Считаешь, тебе не найдется дел?
– Ну, мам. Чего ты? Я ненадолго.
– Лия. Хватит бездельничать. Иди домой и приготовь ужин. – Слышу шум, на фоне чей-то
смех и недоуменно хмурюсь.
– А ты где?
– Я у Кристины.
–
ходит по гостям, а мне, значит, нельзя. – Пожалуйста, - протягиваю я. – Я не допоздна.
– С кем ты собралась гулять? – выдыхает мама.
– С Астаховым.
– А разве у Леши сейчас не должно быть занятий по информатике?
– Их отменили. – Боже, лгу и не краснею! Хотя, интересный вопрос: где же он сейчас, если
не со мной, и не дома? – Ну, мам, пожалуйста. Хочешь, я буду звонить тебе?
– Лия…
– Я не долго! – воспользовавшись неуверенностью в ее голосе, обещаю я. – Серьёзно.
– И сколько длится твоё недолго?
– Не знаю… Может ещё час, два.
– Очень не долго, - усмехается мама, и я слышу очередной раскат смеха. Видимо, в гостях
у тети Кристины собралась вся больница. – Ладно. Не поздней девяти, поняла?
– Да, конечно.
– Всё, звони мне если что.
– Хорошо, - я улыбаюсь и кладу трубку. До девяти ещё пять часов, а я ведь отпрашивалась
всего на два.
Рада, что мама не ставит меня в рамки. Это позволяет быть свободной.
Или освобождает время для того, чтобы попасть в неприятности.
– Чужачка?
Я испуганно вздрагиваю. Понимаю, что нахожусь в спальне. Здесь задернуты шторы, свет
практически не поступает в комнату, темнота покрывает книжные полки, длинный стол, комод. Слабое свечение подчеркивает таинственность серых стен и синего пола. Я
улавливаю приятный запах. Запах мяты. Осматриваюсь, привыкаю к темноте и
неожиданно вижу на кровати Максима. Он выглядит уставшим, больным. Ребра
сдавливают сердце, и мне приходится глубоко вдохнуть. Подхожу к парню, сажусь рядом и
кладу руку на его горячий лоб.
– Ты как? – мой голос совсем не такой, как прежде. Он приятный, низкий, нежный. Иногда
я удивляюсь, как тембр может меняться в зависимости о того, с кем и как ты
разговариваешь. – Голова сильно болит?
– Совсем не болит.
– Ну, конечно, - улыбаюсь я, и аккуратно глажу волосы парня. – Надо промыть рану.
– Какую рану? – Макс усмехается. – Тебе, наверняка, показалось.
– К сожалению, не показалось.
Я встаю, и иду к выходу.
– Ты куда? Лия?
Поворачиваюсь и чувствую такую дикую тягу к парню, что становится страшно.
А Макс смотрит на меня. Ему плохо, уверена, сейчас единственное, что должно волновать
его – это головная боль. Но нет. Он смотрит мне в глаза так растерянно и нежно, что в
душе переворачиваются все мысли, чувства, желания. Я улыбаюсь.