Одинокие женщины
Шрифт:
Розмари беззвучно что-то напевала, крутя баранку. В закрытой наглухо машине стало душно, на Флер накатила тошнота.
На особенно крутом повороте ее чуть не вывернуло наизнанку.
Алекс с Розмари. Алекс с Флер. Алекс с Розмари и Флер.
— Пожалуйста, останови машину, пока не поздно!
Секундой позже содержимое ее желудка украшало аккуратно подстриженную живую изгородь вокруг «Весеннего сада».
— Тебе лучше? — спросила Розмари, ждавшая в машине.
— Извини. — Флер, утирая
Позже, когда Алекс, растянувшись на диване, смотрел футбол в ожидании обеда, сверху спустилась Розмари.
— Я сейчас убиралась наверху и… кое-что обнаружила, — многозначительно сообщила она.
У Алекса в мозгу моментально сработал сигнал тревоги. Уж не оставила ли Флер какую-нибудь улику? Или, хуже того, он сам? Он едва не подскочил на месте, старательно делая вид, что поглощен игрой, на шее бешено забилась жилка. Розмари пристроилась рядом на ручке кресла.
— Помнишь ту вазу с фруктами в комнате для гостей? Хотя с какой стати тебе ее помнить… — ответила она сама себе. — Ты же туда и не заглядывал. В общем, в прошлом году в Пенсильвании я купила несколько деревянных расписных фруктов. Два апельсина, три яблока и банан. Они удивительно подходили к новым обоям. И были сделаны со вкусом. Ну, эти фрукты. Обои обошлись недешево: то ли пять, то ли шесть баксов за рулон. Насколько я помню, банан был самым дорогим. Словом, одного из них я не нашла.
— Чего одного? Розмари, у меня голова кругом!
— Одного из фруктов, Алекс. Деревянного яблока. Флер прихватила его с собой. Ну скажи на милость, зачем оно ей?
— О Господи. — Трясущимися руками он потер утомленные глаза. Ничего серьезного. — Тебе что, делать нечего, кроме как устраивать инвентаризацию верхних комнат после приема гостей? Почему бы заодно не пересчитать и столовое серебро?
— Ты в последнее время стал ужасным грубияном.
Алекс с преувеличенным вниманием воззрился на экран.
— Да, настоящим грубияном, — настаивала Розмари.
— Вечно ты все придумываешь, Рози.
Да так оно и было.
Глава 17
Утром в понедельник Диана уединилась у себя в кабинете, заперев дверь и отключив телефон. Перед ней лежал чистый блокнот.
Посредине страницы она провела линию, деля ее на две колонки: «за» и «против». Справа, та, что «против», была до половины заполнена ее четким, ровным почерком. Левая оставалась пустой.
Этому приему она научилась у отца и прибегала к нему всякий раз, когда надо было навести порядок в чековой книжке, составить
Том Саммерфильд был невероятно удачливым человеком. Наследник одной из самых почтенных бостонских семей, он с рождения был наделен не только общественным статусом и богатством, еще во время учения в Гарварде стало ясно, что он вполне достоин звания финансового гения. «Палец в рот не клади», — говорили про него на Стейт-стрит. Он же сам предпочитал определение: «Строгий, но справедливый».
Женился он на молоденькой («неравный брак») дочери рыжеволосого доктора из Вэлтема. С самого начала Фрэнсис Саммерфильд отдавала себе отчет в том, что ей привалило незаслуженное счастье, и приложила все силы к тому, чтобы уяснить, что принято и чего не принято в высших слоях общества настоящих янки. Прежде всего, конечно, она освоила местный акцент. И была принята в ряды бостонской элиты.
— В тебе больше королевского, чем в самом короле, — говаривал ее супруг, на что она отвечала:
— Мы должны соблюдать условности, милый. Я делаю это ради клана.
Как бы там ни было, они являлись явно счастливой парой, и в доме на Ореховых холмах царили покой и уют. А из трех чудесных отпрысков Тома Саммерфильда (два мальчика и девочка) Диана была любимицей. От матери ей досталась огненная шевелюра (увы, без потрясающей способности вживаться в общество), а от отца — идеально правильное лицо и острый ум. Том обожал ее до безумия, хотя постоянно одергивал себя, стараясь уделять поровну родительского внимания всем троим.
— Итак, принцесса, — наставлял он Диану, — когда вырастешь, сможешь делать все, что тебе заблагорассудится. И стать тем, кем заблагорассудится. Не давай себя одурачить тем, кто готов отпихнуть тебя на второе место только потому, что ты девочка. Ты не меньше значишь как личность, чем братья. А потому не забывай: тебя достоин лишь лучший из лучших!
Тому Саммерфильду палец в рот не клади.
Диана просмотрела правую колонку — «против»:
Разница в возрасте.
Разница в вероисповедании.
Разница в происхождении.
Разница в национальности.
Разница в положении.
Разница в перспективах на будущее.
И так можно писать до бесконечности. Тяжело вздохнув, она оттолкнула блокнот подальше.
Ее до глубины души потрясло сделанное Аврамом предложение. Вчера утром они валялись в постели, посреди крошек от пирожного и изжеванных листов свежего выпуска «Таймс», наслаждаясь «шмузингом» (так Аврам называл милую, ни к чему не обязывающую болтовню, в которой был непревзойденным мастером), друг другом и всем миром, когда грянул гром.