Одинокий рейд
Шрифт:
Крейсер.
В штиль сталюка форштевня гладко и смачно резала волну. Даже не волну — гладь, податливую, ласковую на взгляд, как нежная притягательная баба. И почему такой приятный цвет, как голубой, отдали срани человеческой — педикам?
Причём, океан играл разными цветами: притягательно нежными — голубыми, салатными, утопая в иссиня-зеленой глубине переливов.
И небо! Всё того же цвета — окрыляющего, звенящего и пронзительного ясного. Солнце уже отлипло от горизонта,
На мостике вахтенные, дежурный по кораблю, на руле главный старшина.
Штурман с секстантом в руке вышел на крыло погонять молодого мичмана в арстронаблюдениях, заодно и координаты подкорректировать. Тут же командир, небрежно облокотившийся на планширь.
Мичман примерялся секстантом к солнцу и горизонту, диктуя отсчёт. Каптри поглядывал на наручные часы-хронометр, фиксировал моменты измерения, занося в блокнот.
— Подождём, пусть подымется выше, — сказал штурман, имея в виду солнце, — повторим.
— Что Виктор Алексеевич, не ловится широта? — Глядя на эти манипуляции, спросил командир, — погодка-то….
— Затишье, как перед бурей….
— Бури не хочется, но и такое ясное небо нам нафига? Нам бы тучки поплотнее, но…, природа такие капризы не предусмотрела.
— Ну почему же? Может поискать какой-нибудь завалящий циклончик или тучки-дождечки?
— А ведь верно! — Обнадёжился Терентьев, — но, как засветимся?
— С утра на востоке красно дюже было — наверняка изобилие влаги. Но там острова эти клятые английские…. Озадачим наших трудяг-вертолётчиков?
— Загоняли мы летунов, но придётся, — принял предложение штурмана Терентьев.
Увидев любопытство и недоумение в лице мичмана, кивнул тому, давая добро, — что хотел спросить?
— Так как же это, товарищ командир, дождь поискать? Горизонт чист….
Перекинувшись улыбками с штурманом, Терентьев пояснил:
— Да тут наука нехитрая. Дать команду эртэсникам на поиск загоризонтной РЛС чего-нибудь типа гор-холмов. А так как вокруг нас сплошной океан и даже до английских островов миль 250, то если чего и обнаружится весомое, то это наверняка будет скопление тяжёлых дождевых облаков над поверхностью океана. И поскольку мы уже в тропических широтах, то образование оных весьма вероятно.
— Только вот засвечивать себя работой мощной РЛС не желательно, — подключился к разъяснениям штурман, — поэтому попробуем использовать вертолётную разведку. У них локаторы имеют другой «почерк» и высота обзорная позволит «разглядеть» желаемое.
Не прошло и получаса, как по УКВ пришёл сигнал от «камова» на левом секторе поиска, что искомые образования наблюдаются в юго-западном направлении на расстоянии 50 миль.
Несомненно — уход от генерального курса, но, пройдя эти нужные мили, уже через 40 минут крейсер поднырнул под первые клочки хмари и порывистого ветра, укрываясь на всякий случай от ползущего по орбите ока.
А потом ливанула стена самого настоящего тёплого тропического душа, которая словно вылизала и согрела все «косточки»
Но увлекаться не стали. Поскольку высокие ветра продолжали держаться северо-восточного направления, чтобы не сходить с главного направления, держались по самой кромке дождевого фронта, благо тот был основательно растянут по широте.
Время и расстояние сжиралось, наматываясь оборотам турбин и шестерёнкам хронометров.
Понималось, что опять забрели в такую глухомань, что командир снял боевую готовность. Частично. До уровня № 2. Ко всему надо было дать передых БЧ-5, в том числе и механизмам, гнавшим крейсер в течении шести суток при максимальных нагрузках.
Так и брели двадцати, периодически двадцати четырёх узловым ходом сквозь гиганства Тихого, следуя за циклоном, а потому отклоняясь слегка к западу. При этом северо-восточная часть горизонта была чиста.
— На сутки-двое дольше и дальше, зато-о-о….
И Терентьев задирал голову вверх, где ползли тучки, срывая нередко хлёсткие капли.
Но уже к вечеру стало понятно, что циклон выдохся, и серая завеса разбилась на отдельные белые кучевряшки. в которых солнце благополучно и утонуло.
На руле отыграли вправо, и крейсер снова стал полого взбираться к северу, выдерживая западные румбы.
Ночь прошла спокойно, а с утра в «пассиве» срисовали работу локатора с северных направлений. На пределе дальности. По смещению азимута поняли — самолёт. То маякующий, то исчезающий «глазок» чужого локатора проследовал с востока на запад. Потом пропал. Через час сигнал вернулся, следуя обратным маршрутом, и был уже ближе.
— Американе, больше не кому. Целенаправленно шарится. Смею предположить, что нас всё-таки потеряли и теперь разыскивают. Согласен, что не очень рьяно, но представьте какие им квадраты надо покрыть.
— Он конечно не круги нарезает, но явно расширяет зону поиска, и скоро мы попадём под его принимающие антенны.
— Нам всё ровно не оторваться при его настырности. Скоро вообще войдём в обжитые районы, — Терентьев вопросительно посмотрел на штурмана, — пойдем ещё раз покумекаем над картой, куда нам направить свои стопа. Чего там твои штурманята интересного расскажут…?
Перешли в центральную штурманскую рубку.
Младшие штурмана склонились, нависнув над прокладочным столом. Вооружившись измерителями и карандашами, «ползали» по развёрнутой навигационной карте, сверяясь с тут же мерцающим дисплеем навигационно-информационной системы, где изображались электронные карты из будущего. По ходу они, увлёкшись, о чём-то спорили, тихо без злобы переругиваясь и не без матерка, естественно.
Заметив вошедших командиров, осёклись, вытянувшись. Просто Терентьев не поощрял мат на корабле. То есть понимал и принимал, например, в анекдотах (как говорится, из песни слов не выкинешь), а так же как порой значимое эмоциональное речевое усиление, но не в бытовом повседневном употреблении.