Одинокий. Злой. Мой

Новикова Татьяна О.

Всё это время я работала у Виктора, варила ему различные снадобья и отвары, эликсиры. Даже заслужила маленький, но всё же авторитет. В том, что касалось зелий, бес со мной консультировался. Не всегда мое мнение имело для него решающее значение — но он его слышал.

Я сразу обозначила условия: через год, когда мой договор закончится, я буду вольна заниматься всем, чем захочу. Если мне понадобится уйти, то я вправе это сделать. Бес не стал препятствовать. Он, конечно, не был благодетелем, но взаимовыгодное сотрудничество принимал и понимал, что в его интересах

заинтересовать меня остаться.

Я слишком не хотела попасть в новое бесконечное рабство. Возможно, я и останусь с Виктором надолго. Кто знает. Платит он хорошо, условия предоставил поистине райские: собственное помещение, вытяжки, оборудование для резки, самоварки и многое другого. Но иметь хотя бы возможность уйти — многого стоит.

— Я думала, ты зайдешь раньше… Или вообще не зайдешь.

Кажется, в голосе мамы слышался легкий упрек.

Я улыбнулась.

— Мне нужно было время встать на ноги, многое сделать. Не хотела идти к вам, пока сама была в растрепанных чувствах. Если ты против меня видеть — я уйду.

— Не городи ерунды! — возмутилась мама, и Димка недовольно закряхтел. — Марьяна, ты — наша дочь. Что бы ни случилось, ты — моя кровиночка, и я тебя люблю.

Вошел папа с новой порцией салатниц.

— Ир, мы же столько не съедим, — почесал он затылок, пытаясь приткнуть их на столе. — Ты на кого наготовила такую прорву еды?

«На орков», — хотелось пошутить, но я промолчала.

Впрочем, довелось мне тут как-то побывать на семейном застолье четы Адронов. И я могу с уверенностью сказать, что мамины пять салатов — ерунда, по сравнению с тем, сколько наготовила Агата Эдуардовна. Там невозможно было осилить даже треть порции. Сама Агата Эдуардовна, мама Платона, очень нахваливала Таисию, глубоко беременную жену Дитриха. Потому что, мол, у нее орочий аппетит, а все остальные (это она про меня и супругу Златона, Диану) задохлики, не жрем ничего, костями гремим.

Платона на том ужине не было. По понятным причинам.

Но об этом позже.

Мама беззаботно отмахнулась.

— Ой, много — не мало. Марьяна с собой заберет что останется.

— Марьян, готовь грузовик, — пошутил папа. — Там еще таз оливье и голубцов штук девяносто.

— Давай я тебе помогу оставшееся принести, — предложила я, поднимаясь с диванчика.

Когда мы с отцом оказались в кухне, я тихонечко передала ему флакон с прозрачным снадобьем.

— Антидот против приворотного зелья, — сказала, стараясь не смотреть в сторону отца, чтобы не смутиться. — Сам решай, будешь пользоваться или нет. Трех капель в день достаточно. Можешь посмотреть на маму пару недель и решить, останешься ли с ней или захочешь уйти.

Папа сжал флакончик в пальцах и поблагодарил меня кивком подбородка. Он простодушно сказал:

— Ты права, нельзя рубить сгоряча. Ира неплохая, возможно, я и так ее люблю. Спасибо, дочь, что заботишься обо мне.

— Не за что. Надеюсь, вы будете вместе… в любом случае.

Я не могла поступить иначе. Насильно разводить отца с матерью не собиралась, но дать ему возможность самому решить —

это справедливо. Ведь действительно, у них ребенок, они живут вместе. Кто знает, вдруг зелье им и не потребуется? Не удивлюсь, если окажется, что папа любит маму даже такой, со всеми её недостатками.

Это был хороший вечер. Мы много общались, смеялись, грелись у камина, и я оттаяла, перестала чувствовать себя неуютно. Я наконец-то почувствовала родительскую любовь. Тоже неуклюжую, потому что невозможно похоронить дочь (пусть и мысленно), а потом увидеть её и начать жить как прежде, будто ничего не случилось.

Нам многое нужно наверстать. Но я понимала: в этом доме меня ждут. У меня есть семья. Мама, папа, маленький братик. Я больше не одинока.

Пусть нам многое еще требуется наверстать, но начало положено.

— Будешь в отпуске — отвезу тебя в путешествие на кораблике, — обещал папа, улыбаясь широко и открыто. — Будем с тобой моря бороздить!

Мы уже прощались. Мне выдали с собой четыре пакета еды, и теперь я думала, как бы её увезти. Кажется, нужно было заказывать не легковое такси, а грузовое.

— Разумеется! — Я обняла папу.

Мама тоже прижала меня к себе, вздохнула громко.

— Береги себя, Марьян. В гости приезжай в любой момент. К себе тоже зови, как разберешься с жильем. Мы тебе на новоселье посуду какую-нибудь красивую купим или постельное белье. Ох, точно! Мальчик-то у тебя есть?

Она спросила это таким голосом, будто мне было двенадцать лет и «мальчик» мог быть в прямом смысле. Я густо покраснела и не нашлась, что ответить.

— Ира! — цокнул папа. — Не трогай дочь. Захочет — сама расскажет.

— Значит, есть, — понимающе заключила мама. — Если обидит тебя — только дай знать. Мигом ему отраву какую-нибудь сварю.

— Мам!

— А что. Нечего ведьм обижать. Мы хоть и хрупкие создания, но хитрые. Берем не силой, а умом.

Папа потер живот, как будто тот резко скрутило.

— Что-то я прямо перехотел есть твою стряпню, Ир, — с насмешливым испугом признался он.

— Тебя это не касается, — мама чмокнула отца в щеку. — Тебя я люблю.

— Это меня и спасает, — ответил вполне серьезно.

К воротам подъехало такси, моргнуло фарами. Я ещё раз попрощалась с родителями и пошла к нему. Сзади папа волочил пакеты с домашней кулинарией, ворча, что я надорвусь их разгружать.

Вечер был действительно хороший. Я даже немного забыла об одиночестве, с которым существовала бок о бок все последние недели.

С того самого дня, как Платона посадили в «Теневерс».

***

Кстати, про трапезу с семейством Адронов. Она была странной во всех отношениях. Начиная с того, что недели две назад мне позвонил Дитрих и без особых предисловий пригласил поужинать с его семьей, и заканчивая…

Ладно, обо всем по порядку.

— Твой номер дал Виталик, — сказал Дитрих, объяснив, кто он такой (будто бы я не знала). — Надеюсь, ты не откажешься составить нам компанию завтра вечером. Наша мама очень хочет познакомиться с тобой. Да и мы с братом тоже.