Одинокий. Злой. Мой
Шрифт:
Сменив внешность перед зеркалом и переодевшись в одежду доктора, я показалась Виктору. И пиджак, и брюки сидели как влитые, скопировать получилось почти безукоризненно. Я даже ссутулилась, потому что видела, что док чуть горбится, когда расслабляется.
Бес одобрительно поднял большой палец.
— Прекрасно. Александр Анатольевич, скажите, получилось же?
— Получилось, — без особого энтузиазма согласился врач.
— А теперь поясните, что в вашем чемоданчике имеется и как этим пользоваться. Чтобы не получилось, что Платон попросил достать стетоскоп, а «вы» возьметесь
Мы понимали, что, скорее всего, содержимое чемоданчика вообще не понадобится (точнее — понадобится лишь незначительная его часть), но всё же стоило иметь хотя бы малейшее понимание о предназначении каждой вещи. Не хотелось бы проколоться в мелочах. Серп Адрон слишком умен, он заметит, если «доктор» начнет колебаться или запутается в собственных же инструментах.
— Ну, если в общих чертах…
Врач перебирал предметы и давал очень емкое их описание. Точнее — поначалу он пытался уйти в пространные объяснения, но Виктор нетерпеливо покашливал, и док сразу же находил способ рассказать короче.
Потом мы ехали обратно к особняку. Меня трясло изнутри. Тело словно окаменело, и снаружи я выглядела абсолютно спокойной, а вот внутренности будто ходили ходуном. Я понимала, что шансы на удачный исход не так уж и велики. В теории мы всё обсудили детально, но когда теория совпадает с практикой?
Да что там удачный исход…
Я осознавала, что могу не вернуться из этого дома живой. Если Серп раскусит меня, то вполне может попросту убить. Зачем ему лишние свидетели, да ещё знающие про махинацию с обменом телами? Придушить, и дело с концом.
Времени катастрофически мало, зелье может сползти с меня в любой момент. Некогда раздумывать, втираться в доверие. Действовать нужно быстро.
Меня трясло, но я не боялась за себя. Страха не было, как и жалости о моей незадачливой судьбе. Просто не хотелось, чтобы неплохой план — и наш единственный шанс вытащить Платона! — сломался из-за моей ошибки. Я должна отыграть партию безупречно. Как играла на пианино перед Нику, без единой оплошности. По нотам. Движение за движением.
Хорошо, что я встретилась с мамой и папой. Теперь хотя бы буду знать, что у них относительно всё неплохо. Относительно — потому что жизнь на приворотном зелье не назовешь счастливой. И не только для отца, но и для самой матери, которая не может расслабиться ни на секунду. Понимать, что ты не нужна мужчине, но фанатично вливать в его напитки зелье — разве есть в этом хоть что-то хорошее?
Но я рада, что они живы и здоровы. Пусть воспитывают сына, пусть проживут долгую жизнь. Пусть их никогда больше не коснется даже тень Альбеску.
И, если повезет, я ещё зайду к ним в гости.
Первая часть реализации плана — и самая простая, если по правде, — была выполнена без сучка, без задоринки. Я беспрепятственно вошла во внутренний двор особняка. Никто не усомнился в «нормальности» доктора, никто не забил тревогу. Я оставила настоящего Александра Анатольевича за воротами, а сама уже вышагивала по территории. Каждый мой шаг дробью отдавался в ушах. Сердце то колотилось с жуткой силой, то замирало запуганной птицей.
В
Но цена ошибки была слишком велика.
Серп ждал доктора в холле. Я заметила его силуэт, мелькнувший в окнах первого этажа. Он услышал, как я вошла, но не поспешил открыть входную дверь. Пришлось несколько раз постучаться.
— Здравствуйте, Платон Серпович, — произнесла я максимально уверенным голосом. — Разрешите пройти.
Как же я сразу не поняла, что он — не мой Платон? Сразу же заметила «другие» глаза, но не придала этому значения. Сейчас же, глянув на лицо мужчины, я видела разницу со всей отчетливостью.
Не зря говорят, что глаза — зеркало души. Эта душа насквозь очерствела. В ней нет ничего настоящего или живого. Могильный холод, и только.
Собственного сына он пустил в расход и даже не смутился сему факту. Конечно, я не знала всех подробностей и в душу Серпа влезть не могла, но подозревала, что папаша вообще не переживает о том, что обменялся телами с Платоном. Его всё устраивало.
Он выглядел хозяином положения. Одетый в шелковый халат до пола, вальяжно стоящий в дверях. Держащий в руке бокал с чем-то темно-красным, полупрозрачным.
— Док… — кажется, «моего» имени Серп попросту не вспомнил. — Что вы тут делаете? Вроде бы я попросил заменить мне специалиста. К сожалению, при всем моем глубочайшем уважении к вам, я не могу сотрудничать с тем, кто не верит в честность моих помыслов. Мне пришлось пережить унизительную проверку со стороны арбитров. Из-за того, что я имел глупость оказать помощь, когда вы потеряли сознание. Как по-вашему, могу ли я и дальше доверять вам?
Значит, арбитры к Серпу всё же приходили, но ничего не обнаружили. Даже не знаю, плохо это или хорошо. Если бы они забили тревогу, почуяли неладное — наш бы план точно провалился. А так… есть шанс.
— Я всё понимаю и не имею права осуждать ваше решение, Платон Серпович, — сказала с пониманием. — Дело в том, что я не могу просто так передать ваше дело своему коллеге. Мне необходимо провести заключительный осмотр и зафиксировать показатели. Новый доктор должен принять вас в том состоянии, которое я опишу сегодня, чтобы в дальнейшем он не мог свалить свои неудачи на мое лечение. И наоборот — если вам нездоровится, я должен это отметить. Сами понимаете, голая бюрократия, и только.
Серп явно напрягся, желваки на щеках затвердели.
— Осмотр не углубленный, — уточнила невзначай. — Поверхностный. Поймите и меня тоже, я вынужден соблюдать строгий протокол. Всего несколько манипуляций, и я уйду.
— Пройдемте, — поморщился Серп. — Закончим с вами побыстрее.
Мы оказались в гостиной. На журнальном столике стоял графин, заполненный всё той же ярко-красной жидкостью. Рядом с ним — тарелка с нарезанным сыром и колбасой, возле неё лежал ножик. Серп если не праздновал, то определенно наслаждался жизнью.