Одинокий. Злой. Мой

Новикова Татьяна О.

— Чо надо? — вопросил он, зевнув; видимо, бессовестно дрых. — Закрыто.

— Да? Ой, а я думала…

— Думать меньше надо.

Он попытался захлопнуть дверь перед моим носом, но я осторожно поинтересовалась.

— Подскажите, а хозяин на месте?

— Кто?

— Виктор, конечно же, — уверенно ответила я на случай, если это проверка. — Хотела с ним кое-что обсудить.

Охранник так на меня глянул, будто я была лающей собачонкой, которая по какой-то случайности выучила человеческую речь.

— Завтра будет, сегодня он в столице. Передать

чо? Ты танцовщицей, что ль, пришла пробоваться? Так это не к нему, это к местному администратору. Только он позднее будет. Ближе к девяти заползай, он тебя посмотрит.

Громила оглядел меня ещё раз, но, видимо, формы его не особо устроили, потому что вопрос отдавал скепсисом. Внешность я выбрала обычную, не запоминающуюся. Поэтому его реакция меня даже порадовала: значит, нормально замаскировалась.

— Я… приду попозже, хорошо.

— Угу, удачи, — согласился он, но больше никак не отреагировал.

Подозреваю, что низшая нечисть разной степени опрятности постоянно ошивалась возле Виктора — вопрос лишь в том, сколько и чего просители могли предложить бесу в обмен на его услуги. Кто-то и работать наверняка просился, не я первая, не я последняя. По крайней мере, это выглядело вполне логично, и реакция охранника это только подтверждала. Он не удивился тому, что какая-то баба пришла искать хозяина, а сразу предположил, что конкретно мне могло понадобиться.

До завтрашнего вечера нужно было себя чем-то занять. Я нашла ночлежку, самый дешевый вариант, обычный, человеческий, где останавливались мигранты. Зелье перестало действовать, и сейчас мне было рискованно попадаться на глаза нечисти.

Конечно, перспектива соседствовать с этими самыми мигрантами меня тоже не радовала, но в женской комнате на двадцать мест оказались только семь челночниц из других городов. Немолодые уже, но веселые, разговорчивые, они сразу дали понять, что никаких мужиков сюда не пустят — и сей факт меня успокоил.

Свою «метку» на запястье я накрепко замотала бинтами, опасаясь, что обычные люди тоже могут увидеть очередной мой обличительный знак. Будто мало одного ожога.

Я купила еду быстрого приготовления и хмуро ела её, заварив водой из проржавевшего чайника, который раздобыла на стойке администрации. Суп отдавал тухлятиной, но жаловаться не приходилось.

Ночь прошла нервно, почти без сна. Я дергалась на каждый шорох, хотя женщины, делящие со мной комнату, были абсолютно нормальными.

— Прячешься от кого-то? — спросила одна из соседок поутру, когда я мрачно перебирала содержимое рюкзака, перепроверяя, что всё на месте.

— С чего вы взяли? — я нахмурилась.

Неужели выдаю себя?..

— Да я когда от своего муженька бежала, тоже в одних трусах из дома ушла, — улыбнулась она, оголяя золотые зубы. — Что, бил тебя или чего другое творил?

Взгляд её коснулся тугой повязки на моей руке.

Я скуксилась.

Всё-таки что-что, а сирых и убогих жалеют, но интерес к ним теряют. В моих же интересах прикидываться несчастной брошенкой.

— Не бил, он… просто выгнал меня, — сказала чистейшую правду.

Пусть

и с некими допущениями, но ведь так всё и случилось. Платон попросту выпнул меня прочь, как дворовую собаку, которую перед этим пригрел и пообещал не бросать. Как ничтожно мало стоит его слово, даже смешно.

— Скоты эти мужики, — покачала головой тетка. — Ничего, другого найдешь, какие твои годы. Я вон всю жизнь под мужа гнулась, капризы его выполняла, только в пятьдесят зажила нормально. Работать начала, мир посмотрела. Не грусти, будет у тебя всё. Глаза у тебя красивые, значит, жить долго будешь и счастливо, — подмигнула мне соседка, и я понуро улыбнулась.

Ну да, глаза красивые. У Платона — тоже. Только вот красота его глаз оказалась холодной, льдистой, лишенной даже капли тепла.

Почему-то именно его взгляд не давал мне покоя. Я то и дело вспоминала, как Платон смотрел на меня в последний раз: когда пытался поцеловать без моей на то воли или когда снимал защитный барьер.

На сердце в эти секунды становилось неспокойно, но конкретной причины для тревоги не было — разве что глубокая обида и боль после расставания с тем, кому я доверилась.

В общем, день я провела в ночлежке, а вышла оттуда ближе к вечеру. Зелье выпила по пути, в одной из подворотен.

Последнее.

Другого шанса не будет.

У входа в клуб толпилась очередь разношерстной нечисти. Кого-то охранники без лишних слов выпроваживали вон, других ощупывали на предмет запрещенки, третьих пропускали. Я вошла беспрепятственно, даже рюкзак не пришлось открывать. Видимо, не выглядел он как-то подозрительно. А вот бинт попросили развязать.

«ВОРИШКА» обличительно высветилось на коже, вгоняя меня в стыд и липкий ужас.

Охранник только хмыкнул:

— Да тут каждый третий такой красотой щеголяет. Что, поймали на месте преступления?

— Угу.

— В следующий раз аккуратнее надо, — сказал так, будто даже посочувствовал. — Иди уж, тут, главное, не вздумай что-то свистнуть. Здесь «меток» не ставят — сразу руку отсекут.

В общем-то, воровать я и не планировала. Поэтому просто заняла местечко в дальнем углу зала. Слилась с толпой, даже заказала лимонад — чтобы не выделяться. Взгляд мой поймал Виктора. Бес сидел там же, где в прошлый раз встречал нас, на возвышении, окруженный какими-то головорезами. То ли охрана, то ли деловые партнеры — поди разберись.

Подойти сейчас или дождаться конца вечера?

Глава 11

Клуб кипел жизнью, дышал музыкой, алкоголем, безудержной гонкой за весельем и эмоциями. Кто-то дрался, целовался, скандалил — причем иногда и то, и другое, и третье по очереди. На сцене выплясывала танцовщица. Недурственно, как по мне. За барной стойкой симпатичная чертовка ловко готовила коктейли.

Меня парочку раз пытались пригласить на танец, но после отказа не настаивали. Не так уж я была здесь кому-то нужна — полно других девиц разной степени опьянения и доступности.