Одиссея капитана Балка. Дилогия
Шрифт:
Павловичу дать отдохнуть. А Александр Иванович хоть и молод, но без него справится
вполне. В курс всех дел и обязанностей дворцового коменданта вошел, так что, пожалуй,
завтра же и решим этот вопрос. Крым, Италия или на воды, пусть Боткин со товарищи
определят. Хоть на год, если это необходимо.
И все-таки очень хорошо, что Алике убедила одеть валенки, - подумалось ему, когда
буквально через пару шагов высокие двери царского подъезда растворились в
клубящейся пелене за спиной, - Пожалуй, первая такая пурга в этом году. Да и не пурга –
буран, почитай, настоящий. В чистом поле на тройке в этаком снегу дорогу потерять –
ерундовое дело…
Но, Господи, какая же первобытная красота»!
Он закрыл глаза и с минуту постоял, подставив разгоряченное переживаниями дня и
шампанским лицо освежающему покалыванию несущихся в бесконечном, волшебном
хороводе снежинок. «Господи, иже еси на Небеси, всемогущий и всепрощающий… Слава
Тебе! Господи, прости мне грехи мои тяжкие и страхи мои, не отринь, не отступись и
впредь. Направь и укрепи разум мой и десницу мою. Спаси и сохрани рабов твоих и
матушку нашу Россию…»
Император Всероссийский молился. Но это была не разученная с детства молитва.
ТАК он говорил с Богом только несколько раз в жизни. И это были мгновенья без времени.
Или же просто время остановилось? Возможно. Ведь если даже чопорной и своевольной
4
госпоже Европе пристало скромно подождать, пока русский царь удит рыбу, то уж когда он
молится…
Великая Российская вьюга окружила Николая во всем блеске и великолепии своей
снежной вечности, оглушая его многоголосым хоралом ветров, в который вплетались
отдаленные стоны раскачивающихся под их порывами обнаженных крон вековых лип.
Приворожила тайным колдовством своим взгляд к прозрачному калейдоскопу блесток,
мечущихся вихрями в текущих, причудливо змеящихся под ногами струях поземки.
Бледные пятна двойных электрических фонарей вдоль пруда и парковых аллей едва
проглядывали в этой стремительно летящей, вьющейся круговерти. Лишь два ближних
светили достаточно, чтобы увидеть занесенные гранитные ступени крыльца и девственно
чистую белизну внизу, всего за пару вечерних часов совершенно скрывшую под собою
расчищенные за день дорожки.
Наконец, будто очнувшись, Николай снял рукавицу, отер льдинки с бровей и усов,
провел ладонью по мокрому лицу, и с облегчением вздохнув, точно сбросив с плеч тяжкую
ношу, шагнул в снег. Шагнул спокойно и уверенно, как в штормящий морской прибой на
бьёркском пляже во время летней грозы.
Кружащийся возле дворцового угла мощный вихрь попробовал
бросившего ему вызов одинокого человека. Налетел, яростным порывом ветра чуть не
сорвав с его головы кубанку, швырнул в лицо пригоршню сверкающих ледяных стрелок.
Отступил на мгновенье и набросился вновь, пытаясь остановить, свалить с ног. Но не тут-
то было: человек устоял и решительно продолжил свой путь, по колено зарываясь в
свежие, горбящиеся как текучие дюны балтийского взморья, снежные наносы…
***
«А ведь не зря говорят на Руси, что в такую погоду хороший хозяин собак из дому не
выгоняет, - подумал Николай с улыбкой, - Но ничего. Во-первых, собаки у меня не
изнеженные, а во-вторых, в парке наверняка потише будет. Так что мохнатым по свежему
снежку поноситься - только в радость. Здоровые псы вымахали. Дика, так и вообще можно
издали с волком матерым перепутать. Хороши немцы! И умные. Нужно обязательно
заставить разводить у нас эту породу. Не для охоты, конечно: в армии и в полиции пусть
послужат».
Среди деревьев буйство пурги действительно резко пошло на спад, и идти по
освещаемой призрачным светом электрических фонарей снежной целине, под которой
едва угадывались контуры дорожки к псовому павильону, стало значительно легче.
Павильон этот по его указанию выстроили прямо над тепловыми трубами от главной
котельной, возведенной в дальнем углу парка и запущенной впервые в октябре прошлого
года. «Песий домик» с внутренними помещениями был утеплен, однако собаки сами
могли выходить в открытый внутренний вольер. Судя по всему, разыгравшаяся не на
шутку непогода их не особо донимала, и они как обычно сидели там, в ожидании хозяина.
Николай, любивший их выгуливать, уже метрах в ста от павильона знал, что его ждут.
До Дика с Каськой у него была только одна любимая собака. Небольшой, поджарый
пес средней лохматости по имени Иман, ирландской породы. Когда, не прожив и
половины обычной собачьей жизни, сеттер внезапно умер от остановки сердца больше
трех лет назад, Николай больше ни к кому из «придворных» псов не привязывался. А вот
разных заблудших дворняг отстреливал в парке не редко.
С одной стороны, понятно, - охотничий азарт, с другой – суровая профилактическая
мера, ибо бешенство или псовая чума были в те времена довольно серьезной опасностью.
Укушенному бешеным животным человеку грозила тяжелая, мучительная болезнь с почти
неотвратимым летальным исходом, и даже вакцина Пастера не была панацеей.