Одиссея последнего романтика

Григорьев Аполлон Александрович

I

И снова он, старинный, мрачный храм, И тихий свет лампады одинокой, И в куполе Всевидящее Око, И лики длинные, как тени по стенам. И образы святых над царскими дверями Парящих в небо стройными рядами. И выше всех Голгофа.И на ней Распятый Бог, страдалец за людей.

II

И вспомнил я, как часто в храме том, Лет за восемь, молился я с отцом, И снова видел я мольбу его святую, Восторженный и вместе кроткий взор. И слышал речь Евангельски-простую, О чудесах Господних разговор… Как часто он молился со слезами И «верую» с восторгом повторял, И голову смиренно преклонял Под выход с страшными

и тайными дарами!.. Тогда и я все ясно понимал И символ веры набожно читал… И пению и смыслу дивных слов Вторил торжественно раскат колоколов… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . И долго был я думой погружен В былое, пролетевшее как сон.

III

Но я взглянул… И лики предо мною, Казалось, ожили, но жизнью мертвецов, И было ли то звон колоколов Иль смутный сон владел моей душою, Но слышались мне звуки странных слов. Казалось мне, ряды святых как хоры Гласили песнь, печальную, как стон, И вторил им унылый, страшный звон. Их лики бледные… Недвижимые взоры И песнь проклятия… То был ужасный сон… И между них я видел лик знакомый, Чертами он отца напоминал И горестным спокойствием сиял… . . . . . . . . . . . . . . . Очнулся я… и было грустно мне, Но страшно не было. Лишь милой старине Я отдал дань невольными мечтами; А вздох сдавил, скрестивши грудь руками.

IV

И между тем народ уж находил И, набожно крестясь, на место становился. И служба началась, и ряд паникадил Сиянием свечей мгновенно озарился. Вдали от всех я у стены стоял И, ко всему святому равнодушный, Над верою толпы, живой и простодушной, В душе, как демон, злобно хохотал.

V

И стало скучно мне… Ленивою душой Ни мысль единая, ни чувство не владели. И проклял я удел блаженный свой, И мирный быт, и хладный свой покой, И вечное стремление без цели, И книжной мудрости на полках длинный ряд, И споры школьные, и мысли напрокат. И — почему, зачем — того не знал я, Но дни младенчества предстали предо мною, И, словно наяву, я видел пред собою Картины лучшего, былого бытия. И видел я в волшебном сновиденье И детскую постель, и в окна лунный свет, И над постелью матери портрет, И образ на стене — ее благословенье. И вспомнил я, с каким благоговеньем Я «Отче наш», ложася спать, читал И на луну смотрел — и тихо засыпал. И погружался я душой в воспоминанье И свиток прошлого внимательно следил. ^{168} И, наконец, с тоской и трепетом открыл Страницу грустную блаженства и страданья. ^{169} И ожил снова я… и первую любовь, И слезы, и мечты душа постигла вновь. И снова видел я — и мраморные плечи, И ножку легкую, и девственную грудь, И снова слышал я пленительные речи Все так же, как и в день минутной нашей встречи. Да! ты была одна, с которой жизни путь Не труден был бы мне… И озарен сияньем Звезды моей, могучий упованьем, Я шел бы с верою путь скорби и труда!.. Но ты была падучая звезда… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Не в силах удержать и дум и чувств избыток, Закрыл я холодно воспоминанья свиток.

VI

И стал я на народ смотреть… Но прежних лиц Мой взор искал напрасно. Предо мною Ряд старых дам да чопорных девиц… А назади с смиренной простотою, С поклонами земными — ряд купцов Да жен и дочек их. Признаться, пустотою Душа страдала. Я уж был готов Идти скучать домой. Но теснотою Удержан был. Ленив я как-то стал И до дверей толкаться не желал. И вот опять я стал смотреть. Случайно (А может быть, по воле неба тайной) Мой взгляд упал налево…

VII

Там одна Близ гроба Искупителя стояла, Молилася так пламенно она, Смиренно так колена преклоняла. Невольно к ней я взоры приковал И

отвести не мог… И думать стал: Зачем она в тиши уединенья, Вдали от всех, хотя и лучше всех?.. И от души ли было то моленье Или расчет кокетства? Горький смех При мысли той невольный подавляя, Я все смотрел. Меня не замечая, Все так же пламенно молилася она И никуда свой взор не обращала И к миру дольнему была так холодна. И признаюсь, за смех мне стыдно стало. Ее прекрасное и бледное лицо, Сиявшее тоскою и надеждой, Тень локонов, свивавшихся в кольцо, И очи черные, и черный цвет одежды — Все было дивно в ней… Печальна и бледна, Мне Божьим Ангелом явилася она: Казалось, он по небесам грустил И небеса за грешников молил.

VIII

И каждый раз, когда, колена преклоня, Она свой взор на небо обращала, Мечталось мне: она молилась за меня И грешника молитвою спасала. И странно! Сам давно забытые слова Я лепетал греховными устами И крест творил — и гордая глава Склонялася во прах пред образами.

IX

И предо мной иконостас сиял, И лики весело и радостно смотрели, И Распятый, казалось, призывал Словами кроткими к Себе, к Единой цели И блеск свечей на стенах озарял Изображения святые — И видел я — и ясли те простые, Откуда Свет народам воссиял, И мудрых пред Младенцем поклоненье, И Ангелов средь пастырей явленье, ^{170} И ночь страдания, когда на Элеон В последний раз пришел молиться он, Последнюю с земным где выдержал он битву… И тяжкий крест, и за врагов молитву. ^{171}

X

И помню я: свет черных, жгучих глаз Во мрак души моей проник тогда не раз… И взор ее сиял мне примиреньем. И всякий раз, когда его встречал, Казалось, я из праха восставал И постигал святое вдохновенье.

2

Марта 27, 18.. года

Верую, Господи, и исповедую, яко

ты еси Христос, Сын Бога Живого,

пришед в мир грешныя

спасти, от них же первый есьмь аз.

I

И подошла она, смиренно-величава, И вместе с прочими пред чашей пала в прах. И осияла всех, казалось, Божья слава, И я почувствовал в душе невольный страх, И дряхлыми, но твердыми руками Служитель Вышнего открыл Святой фиал, И средь молитвы всех — молитву он читал — Я голову склонил… и с верой и слезами Его слова тихонько повторял. И верил я, что Сын Живого Бога, Пришедший в мир погибшия взыскать, Недаром счастья мне послал с небес так много, Недаром дал любви и веры благодать.

II

Марта 28

Отец Любви! Перед тобой Теперь склоняюсь я в смиренье Когда-то полною сомненья, Когда-то гордой головой. Я не ропщу на мой удел, На бытие без назначенья… Путем страданья к просветленыо Идти Божественный велел. И я, страдая и тоскуя, Тоской стремлюсь куда-нибудь — Куда-нибудь ведет мой путь… Цель жизни, может быть, найду я.

III

И брожу я с надеждой, с любовью, с тоской Мимо дома ее, мимо милых мне окон И смотрю — не сияют ли очи за рамой двойной. Не белеет ли ручка, не чернеет ли локон? И когда луч очей из окна на меня упадет, Он мне сердце, как свечку, к молитве зажжет. И сгорает и тает оно перед ним И довольно, как факел, сгораньем своим.

IV

Простите мне! Порывы чувства Вас оскорбили, может быть,— Но я не ведаю искусства В груди прекрасное таить. Простите мой невольный трепет, Восторга страсти полный взгляд, Смятение и странный лепет. Простите мне — я виноват. Я забывал, встречая вас, Что есть толпа, что есть другие, Что мир разъединяет нас, Что друг для друга мы чужие.