Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского
Шрифт:
Солнце село, и на дороги спустилась мгла. Они оказались в Фере, в дому Диокла сына Ортилоха, родного сына Алфея. Там они провели ночь и получили гостевые дары.
При первом появлении Зари на небе они запрягли коней и встали в пеструю колесницу. Они миновали гулкую галерею и выехали из ворот. Удар бича подстегнул коней, и те радостно помчались. Вокруг появились пшеничные поля, — признак приближения к цели: так быстро неслись чистокровные скакуны. Солнце вновь опустилось, и мгла поглотила дороги.
Песнь IV
Менелай и Елена
Они
Сродники и союзники славного Менелая весело пировали под высокими стропилами зала, а божественный менестрель играл им на лире и пел. Под звуки лиры в зале плясали два фигляра и кувыркались колесом между гостей.
Два путника, отважный Телемах и благородный сын Нестора, сдержали коней перед воротами дворца. Их увидал камергер короля, энергичный лорд Этеон, и не медля отправился доложить народному пастырю. Он подошел к королю и спросил:
— Любимец Зевса Менелай, у ворот стоят два странника, по виду потомки богов, люди королевской крови. Прикажи, распрячь ли быстрых коней, или послать к кому-нибудь на постой?
Рыжий Менелай заалелся от гнева и возмущенно ответил:
— Раньше ты не был таким дурнем, Этеон сын Боэта! Что за ребячий лепет ты несешь? Забыл, сколько раз нас принимали чужие люди, пока мы не вернулись на родину? Дай-то бог, чтобы больше не понадобилось! Немедленно распряги колесницу и приведи наездников на пир.
Этеон бросился бегом из зала, скликая по пути проворных лакеев. Они выпрягли потных коней, отвели их на конюшню и засыпали смесь зерна и белого ячменя. Колесницу они прислонили к полированному упору ворот, а наездников проводили в роскошные залы дворца.
Телемах и его спутник не могли поверить очам, глядя на окружавшее их великолепие. Им казалось, что дивные чертоги славного Менелая озарены сиянием солнца или светом луны. Порадовав взор, они прошли в полированные бани и искупались, а точнее, служанки выкупали их, умастили елеем и облачили в плотные туники и накидки. Затем они сели в кресла возле Менелая, сына Атрея. Служанка принесла воды в стройном золотом кувшине и полила им на руки, подставив серебряный таз. Она подвинула к ним полированный столик, а верная домоправительница поставила хлеб и снедь в радостном изобилии. Резавший мясо слуга подал им блюда с разными кусками мяса и поставил золотые чаши.
Рыжекудрый Менелай радушным жестом пригласил их приступить к ужину, говоря:
— Добро пожаловать! Веселитесь, ешьте, а потом мы уж расспросим вас, кто вы и откуда. Ваш род узнается по челу: вы, несомненно, сыны королей, державных баловней Зевса. У простолюдинов такие сыны не рождаются.
Он собственноручно подал им отменный кусок жареного мяса, из своей почетной королевской доли. Они навалились на угощение, а когда наелись, Телемах склонился к сыну Нестора и прошептал ему на ухо:
— Посмотри на гулкие чертоги, сердечный друг, сын Нестора. Как сияют бронза и золото, янтарь и серебро
Рыжекудрый Менелай услыхал его шепот и ответил крылатым словом:
— Нет, ребята, с Зевсом ни одному смертному не тягаться. Его дворец и сокровища предвечны. Но на земле — не знаю, может ли кто-либо со мной сравниться. Только после семи тяжких лет, полных приключений и страданий в дальних краях, я сумел вернуться домой с этими сокровищами. Я побывал на Кипре и в Финикии, и в Египте, посетил эфиопов, сидонцев и эрембийцев. Даже в Ливии я был[18], где овцы ягнятся по три раза в году и приносят рогатый приплод. Там ни король, ни пастух не окажется без сыра, мяса или свежего молока, потому что вымя их овец всегда полно.
«Пока я скитался по дальним странам и стяжал себе богатство, злодей погубил моего брата, застигнув его врасплох с помощью изменницы-жены. Поэтому мало мне радости от огромного состояния. Наверняка ваши отцы, кто бы они ни были, рассказывали вам, что мне выпало много печали. Сгинул мой старый дворец, полный дивных богатств. Я был бы счастлив в своем дому и с третью богатств, если бы можно было вернуть моих друзей, погибших на широкой равнине Трои, вдали от конских выпасов Аргоса. Я грущу по ним до слез, сидя в наших королевских чертогах, пока не насытится сердце горем, и не высохнут глаза, ибо нескоро насыщает холодное утешение рыданий.
«Но пуще всех я оплакиваю одного друга, и память о нем отбивает сон и отвращает от еды. Никто из ахейцев, сражавшихся под Троей, не перенес столько тягот, как великий Одиссей. Все его труды и подвиги принесли ему лишь несчастья, а мне — неутолимое горе о друге, пропавшем без вести, и мы не знаем, жив он или умер. Несомненно, они скорбят о нем, как о покойнике, его близкие — старый Лаэрт, верная Пенелопа и Телемах, которого он оставил дома новорожденным младенцем».
Слова Менелая усугубили тоску сына по отцу, и при имени Одиссея слезы покатились по его щекам и упали на землю. Обеими руками Телемах прижал красную мантию к глазам. Менелай заметил это, но не мог решить, дать ли гостю самому назвать имя своего отца, или расспросить его немедля. Пока он раздумывал, в зал из своего благоуханного будуара вышла Елена, окруженная фрейлинами и подобная Артемиде, Богине золотой прялки. Адраста подвинула ей удобное кресло, Алкиппа постелила ковер мягчайшей шерсти, Фило принесла ее серебряную корзинку с рукодельем, подарок Алкандры, жены Полиба, жителя египетских Фив, города самых роскошных на свете дворцов. Полиб подарил Менелаю две серебряных ванны, два котла с треножниками и десять талантов золота, а его супруга одарила супругу Менелая богатыми дарами: золотым веретеном и серебряной корзинкой, которую и принесла фрейлина Фило и поставила возле госпожи. Корзинка на серебряных колесиках с золотым ободком была полна тончайшей пряжи, а поверху лежала прялка с темно-синей шерстью.
Елена уселась в кресло с подножкой и немедленно принялась расспрашивать супруга:
— Мой лорд и повелитель Менелай, любимец богов, представились ли наши гости? Сказать тебе, что я думаю, или изобразить неведенье? Нет, я должна сказать, потому что мое сердце преисполнено изумления. В жизни я не видала такого сходства, ни у мужчин, ни у женщин, как у этого юноши с великолепным Одиссеем. Наверняка это Телемах, которого он оставил младенцем в своем дому, когда вы, ахейские мужи, пошли, пылая войной, на Трою из-за меня, недостойной.