Одна из двух роз

Могучий фрегат под английским флагом медленно приближался к устью Сены. Сдерживал его движение туман, что пал на рассвете и скрыл не только море, милосердное в начале апреля этого 1444 года, но и приближающиеся берега.

На носу, скрестив на груди руки, стоял мужчина. Казалось, он парит в воздухе между небом и невидимыми волнами, пытаясь взглядом раздвинуть молочную пелену, за которой должна была лежать Франция.

Этот англичанин, привыкший к туманам, не придал бы значения случившейся неприятности (хотя на море туман – серьезная опасность), если бы

не должен был приплыть именно сегодня, чтобы вступить в переговоры о браке, который положит конец самой длительной войне в истории. Неужели мгла сулит неудачу? Неужели изувеченная Франция, лишившаяся Аквитании и Нормандии, помешает фортуне ему улыбнуться?

Уильям де ла Поль, герцог Саффолк, без большой радости согласился на обидное для его гордости посольство. Он всегда презирал французов и сражался с ними всю жизнь. Не по душе ему была и их проклятая страна: ее уже завоевали на три четверти, но французы все же сумели извернуться и не стать благородными англичанами, как повелевал им после смерти последнего короля Капетинга [1] исторический ход событий.

Не иначе как вмешался Сатана. Вмешался, приняв облик девицы, твердившей, что ее послал Господь Бог. Нет, это дьявол помог ведьме по имени Жанна, которую окрестили Девственницей, заставить англичан под Орлеаном есть землю. Всем им досталось, и ему самому, и даже лучшему из военачальников английской армии, старому Джону Тальботу, непобедимому до тех пор. А потом ведьма – для сатанинского отродья дело, конечно, небывалое – помогла «корольку из Буржа» [2] стать помазанником Божиим на троне. Однако герцог Саффолк не простил колдунье и личной обиды: по своей темноте и незнанию прекрасного английского языка она смела называть его по-собачьи – «Пиль». Кончила она по справедливости на костре. И не стоило солдатам-англичанам шептаться между собой, будто сожгли святую. Правда, умирала она мужественно, и было в ее непреклонности даже подобие величия.

От аутодафе на Старом рынке в Руане у «Пиля» осталось пренеприятное впечатление. И он поклялся себе, что ноги его больше не будет в этой проклятой стране, где все не так, как бывает у добрых людей. Но надо же было такому случиться, что всемогущий кардинал Уинчестерский, двоюродный дедушка юного короля Генриха VI, отправил именно его сватать для короля французскую принцессу. Неслыханное дело, если подумать! Но, с другой стороны, времена всерьез изменились, и далеко не в пользу Англии…

Карл VII французский с помощью храбрых военачальников, новых пушек мэтра Жана Бюро и золота, которым казначей Жак Кёр наполнил его сундуки, возвращал лоскут за лоскутом свое достояние, а его сестра-соперница Англия предалась со страстью междоусобным войнам.

Она расширила границы, но теперь не могла их достойно защитить: не хватало солдат, недоставало денег. И внутри порядка тоже не было – царила анархия. Король, молодой человек двадцати трех лет, видел, что власть ускользает у него из рук. Ему нужен был мир, мир любой ценой, и грозный кардинал Уинчестерский делал все возможное для того, чтобы нескончаемая война стала, наконец, фактом в книге госпожи Истории. Он сумел вразумить кипучий парламент и Королевский совет, а главное, притушить запал герцога Глостера, дяди короля, неуемного буяна, который с такими же буйными сподвижниками только и мечтал о том, чтобы снова переплыть Ла-Манш, вторгнуться в Нормандию или Аквитанию и разделить их со своей родней… Благодарение Богу, партия мира, которую как человек трезвомыслящий поддерживал и Саффолк, одержала победу. И вот теперь он плывет во главе посольства в порт Арфлёр.

Сначала кардинал собирался попросить руки одной из дочерей Карла VII, но требования короля росли вместе с его могуществом, и кардинал предпочел менее дорогостоящую невесту. Выбор остановился на племяннице Карла, Маргарите Анжуйской, дочери Рене, короля Сицилии, герцога Анжуйского, графа Прованского, и Изабеллы Лотарингской. Невеста была бедна, но кардинал Уинчестерский решил поставить на неожиданную

для такого жесткого человека карту – карту любви, которая способна двигать горами. Слух о несравненной красоте четырнадцатилетней Маргариты облетел всю Европу. Император [3] уже сватал ее за своего сына, просили ее руки и еще несколько менее высокопоставленных лиц.

Желая удостовериться, что слух не ложен, кардинал Уинчестерский тайно отправил во Францию пленника-француза по фамилии Шамшеврие, обладавшего талантом живописца, с тем, чтобы он привез портрет Маргариты. Шамшеврие, совершив путешествие, полное приключений, и удачно убежав от шпионов Глостера, не желавшего женитьбы слабого здоровьем племянника и надеявшегося занять трон, доставил портрет невесты. Она и впрямь была очаровательна и пленила сердце юного короля.

И вот Саффолк в пути.

Но без воодушевления: как залог мира этот брак был наименьшим злом, но никакого блага герцог от него не ждал. Он тоже видел портрет, но смотрел на него с недоверием, прекрасно зная, как льстивы придворные художники, а этот к тому же еще был французом! Разве можно верить французу? Если молодой король разочаруется, то на руках у них окажется французская принцесса, а этих принцесс, кроме Матильды Фландрской, жены Завоевателя, и Алиеноры Аквитанской со сказочным приданым, в Англии никогда не жаловали.

К середине дня туман, к счастью, рассеялся. Они обогнули мыс де ла Эв, бросили якорь в порту Арфлёр [4] , откуда посол и его свита последовали в Руан, где губернатор Талбот устроил им пышный прием. Из Руана они отправились в Тур, где их ждали король Карл VII и Рене Анжуйский, отец Маргариты.

Саффолк надеялся на следующий день после приезда увидеть юную принцессу, но оба государя считали, что на первом месте – договор о мире и брачный контракт.

В замке Монтиль-ле-Тур, резиденции короля Франции, торговались, как на восточном базаре. Речь шла не о приданом; о нем и договариваться было нечего: Маргарите принадлежали только золото и мебель, подаренные Карлом VII, так как у Рене Анжуйского не было ни лиара. Королевство Сицилия не приносило ему ничего, а королевство Иерусалимское, правителем которого он тоже считался, и того меньше. Большая часть его доходов перешла в сундуки бургундского герцога Филиппа Доброго, по-прежнему верного союзника англичан, к которому Рене Анжуйский попал пленником после битвы при Бюльневиле и который отпустил его за разорительный выкуп. О выкупе Саффолк ничего не знал. Его король не был богат, зато кардинал Уинчестерский обладал огромным состоянием. И он дал понять Саффолку, что не станет скупиться и бракосочетание будет достойным короля Англии. Оставалось договориться о мире. Карл VII заявил без обиняков:

– Вы прекрасно понимаете, милорд, что в преддверии мира, столь горячо желаемого нашими народами, король Англии не может удерживать владения своего тестя – Анжу и… Мэн. Что касается Анжу – достаточно формального отказа. Ваши войска никогда не бывали в этих землях, перешедших к покойному герцогу Бедфорду, когда он носил титул регента Франции. Другое дело – Мэн.

Сердце Саффолка замерло. Наступила минута, которой он боялся с тех самых пор, как дал согласие отправиться с посольством, из-за которой заранее попросил прощение за возможный неуспех своей дипломатии и ее непредсказуемые последствия…

Он попытался уклониться от прямого ответа:

– Сир, Мэн дорог сердцу моих соотечественников. Он был завоеван ценой больших усилий, и много крови…

– А еще больше французской крови пролилось там, милорд! – воскликнул король Рене. – Мои крестьяне много претерпели от вашего оружия.

– Мне жаль, но все войны таковы, сир, и Мэн не стал исключением, но он главный путь из Аквитании в Нормандию, принадлежащих нам. Там поселилось немало наших сеньоров.

– Вы боитесь огорчить их переселением? – с иронической усмешкой осведомился Карл VII. – Надеюсь, вы не забыли, что времена изменились и победа избрала себе другой лагерь? Мы уже не побежденные, милорд, и возвращаем наше достояние, которое вырвало из наших рук насилие, попирая все человеческие права. Насколько я знаю, не Франция напала на Англию сто лет назад!