Одна маленькая ошибка
Шрифт:
– Ты тогда сказала: не хочу, мол, чтобы про меня сняли передачку вроде тех, которые по Четвертому каналу показывают, про похищения и убийства. Так вот, я тоже не хочу стать гостем такой передачки! С другой стороны, если сумеешь сбежать, можно написать об этом книжку и продать миллионным тиражом.
Я не выдерживаю и смеюсь.
– Вот только что я людям-то скажу? – продолжает Джек. – Сяду такой: «Ой, знаете, Элоди говорила, что ее преследуют, но мы с ней подумали и решили – да ладно, пускай идет одна поздно ночью домой, а то, может, зря мы на человека наговариваем. Типа, лучше недобдеть,
– Ты и так уже много для меня сделал. – После того случая я два дня подряд ночевала у Джека: было слишком страшно оставаться дома совсем одной.
Джек вздыхает:
– Мы еще долго собираемся прикидываться, будто у тебя есть выбор? В котором часу прибывает твой поезд?
– Ровно в девять. После встречи с агентом я собиралась посидеть где-нибудь в баре с Марго.
– Я тебя встречу. – В трубке что-то шуршит; видимо, Джек переложил телефон из одной руки в другую. – Давай, Элоди, уверен, ты их там всех порвешь. Я знаю, как это для тебя важно, и если редактор откажется от твоей книги – значит, она овца тупая.
Я невольно улыбаюсь. Все-таки его уверенность заразна, как сезонная простуда.
– Позвони мне потом, – добавляет он.
– Непременно.
– Еще увидимся, Фрей. В лучшем мире.
Завершив звонок, я делаю глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и захожу в кафе.
Мне не доводилось бывать здесь раньше. Огромные окна, голые кирпичные стены, бамбуковые стулья, и зелень, зелень повсюду: темная, светлая, желтоватая, с мясистыми или блестящими листьями, в корзинах под потолком, в золотых горшочках в центре стеклянных столиков, в старомодных вазонах в каждом свободном углу. И это очень хороший знак. Если бы Лара собиралась сообщить плохие новости, то вряд ли выбрала бы такое роскошное кафе. Хватило бы и какой-нибудь дешевой забегаловки, и пусть бы я там рыдала над бутербродами.
Лара дожидается меня за столиком, рассчитанным на двоих. На ней платье, которое с виду обошлось не дешевле крыла от самолета, хотя вряд ли: Лара постоянно твердит, что литературным агентам платят гроши. Она как-то обмолвилась, что большую часть нарядов покупает в винтажных лавочках, и даже прислала мне список лучших магазинов такого типа, однако мне там попадались только поеденные молью ночнушки и бабушкины свитера, воняющие захолустным домом престарелых.
Я подхожу поближе. Лара, заметив меня, широко улыбается и встает. Каждый раз теряюсь, с чего начинать с ней беседу: то ли с рукопожатия, то ли с дружеских объятий и приветственных поцелуев, и если целовать, то в одну щеку или в две? А то, глядишь, однажды я повернусь не вовремя и вместо щеки наткнусь на губы.
Лара раскрывает руки и, сграбастав меня в объятия, расцеловывает в обе щеки.
– Отлично выглядишь, – говорит она.
Тут подходит официант, но я так нервничаю, что просто тыкаю пальцем в первое же попавшееся блюдо в списке меню. Мы заводим с Ларой светскую беседу, я улыбаюсь и киваю: «Да-да, для июля и впрямь жарковато», «Да, доехала нормально, спасибо», «Нет-нет, ни вина, ни кофе, достаточно стакана воды. Да, точно. Благодарю» и прочее, а сама чувствую, что вот-вот лопну, потому что единственное, что меня интересует, это ответ от «Харриерс». А Лара между
– Ну, а у тебя как дела? – спрашивает она наконец. – Что новенького?
Не придумав ничего умнее, я выпаливаю:
– Да ничего, по-прежнему работаю в «Кружке» и пытаюсь понять, насколько правы были мои родители и насколько я сглупила, бросив работу в маркетинговой компании.
– Ах да, точно. – Ларе явно неловко, и я изображаю смех, не давая повиснуть тягостной паузе. Все время забываю, что люди, спрашивающие «как дела», на самом деле не ждут честного ответа. Мой неожиданный душевный стриптиз основательно подпортил милую беседу, но я считаю, что стоит хотя бы объяснить его причину.
– Понимаешь, дело в том, что даже моей маме приходится врать друзьям о том, где я работаю. Послушать ее, так бариста хуже проститутки. Может, в чем-то она и права, конечно: секс-работникам, по крайней мере, чаевые побольше оставляют, и можно на дому работать. – Я снова смеюсь, но уже как-то истерически. Приходится хлебнуть воды, чтобы успокоиться.
– Божечки мои, – бормочет Лара, помолчав. – Ну, по крайней мере, из этого потом неплохой роман получится.
Мне так стыдно, что хочется уткнуться лицом в стол и не поднимать головы до конца беседы. Я и сама знаю, что язык мой – враг мой, но не всегда умею вовремя заткнуться.
Официант приносит наш заказ, и я приятно удивлена, разглядев, во что ткнула пальцем. Это куриный салат с милыми съедобными цветочками, так и тянет его сфотографировать – правда, не уверена, что это уместный ход на деловой встрече. Впрочем, я так и не поняла, насколько он вкусный, этот красивый салатик: из-за волнения я поглощаю его так быстро, что не успеваю толком распробовать.
– Что ж, Элоди, – Лара прокашливается и наливает себе вина в бокал, – раз так, давай поговорим про «Целующиеся скалы». Мы получили ответ от «Харриерс».
Сердце в груди екает. Вот он, тот самый момент, которого я так ждала. Жаль, что нельзя нажать на «паузу», чтобы немного отдышаться. У меня так дрожат руки, что приходится спрятать их под стол и крепко сжать между коленями. «Ну воздайте же мне должное, – умоляю я мысленно. – Пожалуйста, воздайте должное моему жизненному выбору».
В воздухе разливается такое напряжение, что становится трудно дышать, как будто перед грозой. Все, о чем я мечтала, – прямо передо мной, так близко, что можно рукой дотянуться.
– Хочешь, зачитаю тебе письмо вслух?
Я киваю. Никогда, никогда в жизни я ничего не желала так отчаянно, как этого договора на публикацию. Ради себя. Ради Ноа.
Лара вынимает телефон и принимается пролистывать сообщения. Сердце у меня так колотится, что пульсация ощущается где-то в пальцах.
– Так вот, – начинает Лара, и я выпрямляю спину. – Дарси пишет: «Прошу прощения за такую большую задержку с ответом. Книга Элоди мне безумно понравилась – и персонажи очень грамотно проработаны, и описания совершенно фантастические, очень остроумные и пикантные, и язык у нее замечательный».