Одна ночь меняет все

Тэя Татьяна

Комната погрузилась в темноту. А я в свои невесёлые размышления.

Что мне делать? Покорится воле Андре или... попытаться выплыть? Увы, мои ресурсы были ничтожными. Вернее, их вообще не было.

Мать была права. Я действительно была никем. Нулём. И ничего не стоила. А всё, что у меня было, принадлежало Андре.

Повернув голову в сторону тумбочки, я посмотрела на очертания сотового, лежащего на гладкой поверхности. Протянув руку, я взяла трубку и нажала на телефонную книгу.

Какая

удача, что мать не догадалась заблокировать мой номер!

Перспектива звонить отцу претила мне. Но, стоило признать, больше ничего не оставалось, как просить помощи и понимания у этого, по сути, незнакомого мне человека. Андре сделала всё, чтобы отдалить нас друг от друга на максимально возможное расстояние.

Я не знала Грэма. Он не знал меня. И мне сложно было предугадать его реакцию на мои слова. Но если я решусь позвонить ему, я буду честной. Абсолютно. И до конца.

Пошли гудки.

Оказывается, я уже нажала на вызов.

И пути назад не было.

– Слушаю, – ответили мне после пятого гудка.

– Алло, пап, это Райли, – представилась я, неуверенная, узнает ли он мой голос.

Пауза.

– Я вижу.

Ну, конечно. Я хлопнула себя по лбу: я же звоню с сотового на сотовый.

– Райли? – видимо, моё молчание затянулось. Мне сложно было судить по голосу, рад ли он или не рад меня слышать. Но даже если и рад, думаю, то, что я собираюсь ему сообщить, вполне возможно отобьет у Грэма желание видеть меня вообще когда–либо.

Не знаю, откуда во мне появилась эта решимость. Думаю, все мы в какой–то момент своей жизни доходим до определённой точки, после которой, просто махнув рукой, идём напролом, говорим, делаем что–то, не задумываясь. И лишь потому, что нам хочется побыстрее закончить с неприятным делом. Услышать ответ. Положительный. Или отказ. Но более ни секунды не находиться в этом раздражающем состоянии полной неопределённости.

Вот и я, глубоко вздохнув, выпалила в трубку.

– Пап, мне нужна твоя помощь...

14

Я уставилась в окошко иллюминатора на серо-бежевую массу клубящихся облаков, висящих сегодня особенно низко над Джефферсоном. Хотя, может быть, для здешних мест это и нормально, но я привыкла к ясному часто без единого грозного облачка небу Флориды.

Мы шли на посадку, но я не видела земли. Лишь туман: густой, грязный, словно снег на обочине в весеннюю слякоть. Правда, я видела снег только в Порт Таунсенде, и это было довольно давно. Он не лежал здесь неделями, таял практически сразу, превращаясь в неприятное хлюпающее месиво под ногами.

Мы вынырнули из пелены тумана, и очутились неожиданно близко от посадочной полосы. Минута, и самолёт плавно приземлился.

Я глубоко

вздохнула, откидываясь в кресле. Ещё после пересадки в Сиэтле в животе образовался тугой узел, теперь же, когда встреча с отцом, которого я не видела уже много лет, должна произойти всего через несколько минут, мне сделалось совсем паршиво.

– Мисс, вам плохо?
– обратилась ко мне стюардесса.

Я встрепенулась и попыталась выдавить слабую улыбку.

– Нет-нет, всё отлично. Спасибо.

Она скептически посмотрела на меня, но спорить не стала. Лишь когда девушка прошла дальше по салону, я позволила себе расслабиться.

Закрыв глаза, устало потёрла веки пальцами и сжала переносицу, прогоняя нервную тошноту. Скоро я увижу отца. И для него не секрет, почему я еду к нему. Не потому, что соскучилась или хочу видеть, не потому что во мне вдруг взыграли дочерние чувства, и вовсе не потому, что я вспомнила о том, что у меня есть второй родитель... причина иная: я одна, без поддержки, мне некуда идти, и я беременна.

Я честно рассказала обо всём Грэму. Наверное, это было сродни тому, если бы я окатила его ледяной водой или пнула под колени на краю пропасти.

Тогда в разговоре, выпалив всё на одном выдохе, я замерла. И он надолго замолчал.

Мы просто дышали в трубку, и, наверное, это было не так уж плохо. Мне казалось, что он сразу отречётся и сбросит вызов. Но отец сказал: "Приезжай". И вот я еду. Еду к человеку, которого совершенно не знаю, и в место, где не хочу находиться. И стыд, который я испытываю, не имеет границ.

Спускаясь по трапу, я чуть не навернулась, но меня вовремя поймал идущий позади мужчина.

– Спасибо, - смущённо пробормотала я, пристраивая на плече холщовую сумку с картиной. В руке - небольшой рюкзак с минимумом одежды, который я захватила в ручную кладь. Вот и всё моё добро.

Домой я больше не заезжала. Лишь раз позвонила Андре, попросив упаковать мои вещи и выслать их Грэму. Та, видимо, ожидая совершенно других слов, ненадолго онемела, а потом разразилась злобной тирадой в мой адрес.

Она ожидала, что я, поджав хвост, прибегу домой, - да, я бы и пришла... наверное... если бы отец не поддержал меня, - но вместо этого я упорхнула в ненавистный Порт Таунсенд.

Сделав глубокий вдох, я тогда попросила её забрать мои документы из школы и переслать в новую, куда я отправлюсь через пару месяцев. Андре заявила, что и пальцем не пошевелит, но уверена, она сделает, уступит такой малости, ведь в противном случае ей придётся объясняться с администрацией частной школы и лгать соседям и друзьям, куда я делась, когда до конца семестра осталось всего ничего.