Одна ночь меняет все
Шрифт:
– Нет, давай говори, - мне было на удивление легко и свободно с ним, так, словно бы мы знакомы целую вечность.
– Мне просто было интересно, вспомнишь ли ты меня?
– Глен посмотрел в мою сторону, затем снова переключился на дорогу.
– О! – удивилась я. – А должна?
– Не знаю, - на его губах заиграла лёгкая улыбка. – Нам было лет по пять, когда мы последний раз виделись, но я помню.
– А-а-а, - протянула я, - так ты, типо, друг семьи.
– Мой отец с твоим часто рыбачат вместе и, вообще, да, они друзья, и, кстати, когда
– Прости, ничего не помню, - извинилась я. – Ты несколько изменился с момента нашей последней встречи.
Глен откинул голову на подголовник и рассмеялся.
– Ты тоже… ммм… подросла и похорошела.
Ничего не ответив на этот комплимент, если его слова, конечно, им были, я просто отвернулась к окну и продолжила разглядывать однообразный пейзаж. Сейчас мои мысли в основном были заняты предстоящей встречей с отцом и тем фактом, как мало я о нём знаю. Но просить Глена рассказать мне что-то о Грэме – это абсурд, да и поймёт ли он. Поэтому вместо этого, я решила расспросить его немного о себе. Я знала – люди очень любят говорить о себе, и если хочешь уйти от неприятного разговора, следует перенаправить его, и нет лучшего способа, чем задать какой-нибудь личный, в пределах разумного естественно, вопрос.
– А чем ты занимаешься?
Глен оправдал мои надежды, сразу же встрепенувшись от проявленного мной интереса к его жизни. Как типично и предсказуемо.
– Учусь в выпускном классе, чиню тачки, занимаюсь музыкой, - перечислял он.
– Музыкой? – заинтересовалась я.
– Да, у нас вроде как группа с парнями, ну, так, собираемся пару раз в неделю поиграть.
Слегка развернувшись на сидении, я внимательно посмотрела на Глена, он вроде как смутился слегка.
– Оу, ты поёшь?
– Ха! – засмеялся он. – Только сам себе или по большой просьбе. Поёт у нас Джаред, голос у него, что надо. Вообщем, девочкам нравится.
– Ах, значит, девочкам нравится, - подколола я.
Глен покачал головой, посмеиваясь.
– Ой, я вовсе не это имел в виду.
– Конечно-конечно, - поддакнула я.
– А ты поёшь? – спросил он.
– Иногда, - призналась я и прикусила нижнюю губу.
Надо отдать должное Андре, она никогда не ограничивала меня в интересах, хотя, может быть, они отзеркаливали каким-то образом её собственные. Но когда я захотела рисовать, она записала меня в художественную студию, танцевать – в балетную, петь – на уроки вокала.
– Может, попробуешь как-нибудь с нами? – предложил он.
– Может быть, - улыбнулась я, зная, что этого никогда не будет.
Мы ещё поболтали немного о разных вещах, школе и неподдающихся предметах, прежде чем Глен задал вопрос, которого я боялась.
– Так почему ты решила перебраться к отцу? – спросил он и замолчал, ожидая ответа.
А у меня его не было. Во всяком случае, не для него. И я пожалела, что не заготовила несколько вариантов заранее. Ответ «соскучилась» тут неуместен. «Просто так» - звучит нелепо. «Не твоё дело» -
Несколько раз я открывала и закрывала рот, так и не найдясь, что ответить.
А потом… потом Глен притормозил у небольшого светло-серого дома, смутно знакомого мне по воспоминаниям из детства, когда я ещё приезжала сюда на пару недель во время летних каникул.
– Ну вот, прибыли, - торжественно произнёс он и, выбравшись из машины, обошёл её, открывая дверь и подавая мне руку.
Моя ладонь буквально утонула в его – тёплой и большой.
– А Грэм когда вернётся? – робко поинтересовалась я, оглядываясь.
– Не знаю, зайдём в дом, и я наберу его или ты позвонишь сама.
Глен достал с заднего сиденья мои вещи, я тут же забрала картину из его рук.
– Что там у тебя? Мона Лиза? – посмеиваясь, спросил он. – Обчистила Лувр?
Косо взглянув на него, я ничего не ответила.
Поднявшись на крыльцо, он пошарил за кадкой с каким-то чахлым растением, доставая ключ, и открыл дверь.
Я зашла, Глен щёлкнул выключателем, освещая небольшую прихожую. Светло-бежевые стены давно не видели ремонта, справа была кухня, рядом – лестница на второй этаж, с противоположной стороны – распахнутые двери открывали вид на огромный диван в гостиной и панель телевизора.
Женской руки в доме не чувствовалось.
Но даже при том, что атмосфера оказалась явно холостяцкой, здесь всё равно было как-то по-своему уютно и тепло. И мелкий моросящий прямо на стёкла дождик, вызывал желание укутаться в плед, сесть перед окном и просто смотреть на узкую дорогу и редкие машины, проносящиеся мимо.
– Пойдём, я покажу тебе твою спальню, - голос Глена вывел меня из задумчивости. – Если ты, конечно, сама не помнишь, где она.
Кивнув, я поднялась за ним на второй этаж. Старые ступеньки скрипели под моими ногами, опустив взгляд, я заметила, что краска и лак местами довольно сильно поистёрлись.
Комната оказалась небольшой, как я и помнила: стол со стареньким компьютером, кресло-качалка у окна, массивный шкаф, только кровать была новая. На стенах прилеплены мои старые детские рисунки, на низеньком комоде сидели игрушки – несколько кукол, насупившийся плюшевый медведь и каким-то образом в эту девчачью идиллию затесался зелёный пластмассовый пистолет.
Подойдя ближе, я подняла его и махнула им в сторону Глена. – Твой?
– Нет, твой, - улыбнулся он, - кидая рюкзак на середину кровати, застеленной клетчатым покрывалом.
– Не припомню, чтобы питала в детстве страсть к оружию, - растерянно пробормотала я, возвращая пистолет на место.
– По-моему ты размахивала им и изображала крутого копа, - подмигнул мне Глен. – Наверное, в отца пошла.
– Нет, я сама в себя, - сложив руки на груди, серьёзно ответила я.
Мы застыли посреди комнаты. Я неловко переминалась с ноги на ногу, не зная, что делать дальше.
– Может быть, ты голодна? – вежливо поинтересовался Глен.
– Нет-нет, - покачала я головой. Мысли о еде вызывали лишь отвращение.