Одна ночь меняет все

Тэя Татьяна

– Глен, – выдохнула я и сильно-сильно прижала пальцы к закрытым векам, словно это могло каким-то чудом остановить слёзы.

– Он... он обидел тебя? – вопрос прозвучал с ноткой угрозы.

– Нет! – я яростно замотала головой. – Поцеловал... Но я... я не могу. Понимаешь, не могу, – почти выкрикнула я с каким-то нелепым укором в адрес Грэма, будто он был в чём-то виноват.

Отец всё-таки решился войти в комнату. Узкая кровать скрипнула, когда он сел рядом и притянул меня, безвольную, в свои объятья.

– Шшш, тихо-тихо... Всё хорошо, –

он похлопал меня по спине, попытался стянуть капюшон, но я вцепилась в его рубашку, пряча заплаканное лицо у него на груди.

– Я не могу, понимаешь, не могу...

– Я всё понимаю.

И тут плотина прорвалась. Слова одно за другим вырывались у меня. Сбивчиво, путано, обрывисто, но я рассказала ему всё: о жизни с Андре в Майами, о моём акте неповиновения, о той ночи, о последствиях... Об Эйване.

18

"Ты не хочешь попробовать ещё раз связаться с ним?"

"Связаться с ним..."

Слова отца, словно долгое, протяжное эхо, отдавались у меня в голове, которая, к слову, раскалывалась от боли.

Зажмурившись от дневного света, проникающего через окно моей спальни, я перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.

Нос заложило, голова действительно казалась неподъёмной, веки налились свинцовой тяжестью – все верные признаки того, что я плакала накануне. Не просто плакала, рыдала взахлёб, изливая отцу душу.

Было заметно, как тяжело всё это далось ему. Но он честно отругал меня за беспечность и необдуманность поступков, правда, не прекратил укачивать в своих объятьях и гладить по голове, словно я была маленьким, неразумным ребёнком, а не восемнадцатилетней девушкой в щекотливом положении.

Наверное, вся история показалась ему абсолютно дикой, даже мне самой не верилось, что это было реально.

Как только последнее слово было произнесено, я ощутила покой. Покой и необычайную лёгкость, словно весь груз наделанных ошибок враз куда–то исчез. Но мне не хотелось думать, что я переложила его на отца. Хотя, может, он и взял на себя какую–то часть моей боли.

Вздохнув, я перевернулась на спину, не открывая глаз.

В доме было привычно тихо, Грэм уехал на дежурство. Если учесть то, что закончили мы глубокой ночью, он совершенно не отдохнул и не выспался. Я ощутила неприятный укол вины. Но его слова, сказанные перед тем, как он закрыл за собой дверь моей спальни, продолжали настойчиво осаждать уставший мозг.

"Ты не хочешь попробовать ещё раз связаться с ним?"

Эта фраза без конца вертелась в моей голове и требовала какого–то решения. И, наконец, решение было принято.

Откинув одеяло, я рывком вскочила с постели. В глазах потемнело от резкой смены положения, я пошатнулась и неловко, путаясь в собственных ногах, подбежала к шкафу, где на дне сумки лежал нацарапанный на бумажке номер телефона. На пол комнаты полетели однотонные свитера и рубашки, пока я в буквальном смысле вырывала

из–под груды одежды смятый клочок бумаги.

Хотя зачем мне этот листок? Цифры намертво врезались в память – словно кадр фотоплёнки – стоило мне в самый первый раз взглянуть на них.

Пальцы коснулись бумаги. Я взглянула на ровный ряд цифр, написанный замысловатым почерком Элины.

"Вот его номер. Позвони, если он всё ещё нужен тебе", – раздался в моей голове её богатый на интонации голос.

На самом деле я не знала, нужен ли он мне. За прошедшие недели я успела смириться с тем, что, вероятно, буду ждать этого ребёнка одна, но вопрос отца, заданный мне напоследок, смутил разум и заставил усомниться в правильности принятого решения.

Подойдя к столу, я положила номер телефона на деревянную поверхность и несколько секунд гипнотизировала его взглядом. Пальцы зарылись во всклокоченные после сна волосы, отводя их от лица, я накрыла губы ладонью, чтобы они не шептали мне не делать этого, а потом быстро, пока не передумала, схватила сотовый, лежащий рядом на столе.

Но, повертев аппарат в руках, отложила в сторону.

Сначала надо привести себя в порядок, это несколько придаст мне мужества перед важным разговором. Надеясь, что это вполне весомая причина, а не один из поводов оттянуть момент, я пошла в ванную, попутно сдёргивая одежду со спинки стула.

"Ты не хочешь попробовать ещё раз связать с ним?" – снова зазвучал голос отца.

– Хочу, – сказала я своему отражению, но вышло как–то неуверенно. – Хочу! – более твёрдо повторила я.

Умыться, почистить зубы, уложить волосы и переодеться не заняло много времени. Я подумала о завтраке, а потом поняла, что стоит мне позвонить, как, есть вероятность, что он тут же покинет меня – так сильно я нервничала.

Вернувшись к себе в комнату, я снова подошла к столу. Взяв в одну руку сотовый, в другую – листок с номером телефона, я села на незаправленную кровать.

Что мне сказать ему?

Я не знала ответа на этот вопрос, и, сколько бы не пыталась сформулировать его, этого никак не получалось. Решив действовать экспромтом, я быстро набрала на телефоне ни разу не использованный номер и нажала "вызов". Телефон пискнул, пошло соединение.

Закрыв глаза от напряжения, я ждала собственной участи, вслушиваясь в глухую тишину, повисшую в трубке, прерываемую лишь еле слышными щелчками, указывающими на то, что вызываемый абонент сейчас находится где–то очень далеко. Так далеко, что соединение требует не секундного ожидания.

Наконец, долгую тишину прорезал неприятный звук и монотонный, автоматический голос оператора, оповещающий, что телефон абонента выключен.

Хлопнув себя по лбу, я вскочила. Часовые пояса! Ну, конечно, если он до сих пор в Европе, значит у него ещё ночь. Жутко нервничая, я никак не могла подсчитать разницу во времени. Девять? Десять часов? Наверное, где–то так.