Одна откровенная ночь
Шрифт:
— Ничто не доставит мне большего удовольствия, — подтверждает он, широким шагом сокращая расстояние между нами. Опускается на колени у края ванны и берет бутылку, наливая шампунь в руку. Для лучшего доступа я сажусь к нему спиной и закрываю глаза, когда его сильные пальцы зарываются мне в волосы. Благодаря плавным движениям и заботе, я ощущаю проблеск надежды. Какое-то время мы молчим. Миллер массирует мне голову, аккуратно смывает шампунь и наносит кондиционер.
— Люблю твои волосы, — шепчет он и неторопливо перебирает пряди, расчесывая их пальцами и напевая себе под нос.
— Их нужно подстричь, — отвечаю, улыбаясь про себя, когда
— Только кончики. — Он собирает мокрые скользкие волосы в хвост и накручивает на кулак. — И я хочу пойти с тобой. — Миллер мягко тянет меня назад и, наклоняясь, приближает свое лицо к моему.
— Решил проконтролировать парикмахера? — спрашиваю я, в удивлении ерзая в воде, благодарная за попытки отвлечь меня.
— Да. Да, хочу. — Он не шутит. Знаю это наверняка. Миллер нежно чмокает меня в губы, покусывает тут и там, пока его горячий язык ласково не проникает мне в рот. Растворяюсь в его поцелуе, глаза закрываются, и мой мир приходит в равновесие.
— Ты такой приятный на вкус.
Он прерывает поцелуй, но не отстраняется от моего лица; задумчиво распутывает пряди, пока они не падают на спину и половина длины не погружается в воду. Они слишком сильно отросли — до самой поясницы, но, похоже, такими и останутся.
— Давай смоем кондиционер с твоих непослушных локонов. — Миллер ласково проводит по моей щеке большим пальцем, затем опускает руки на мою шею, принуждая погрузиться в воду. Зажмурившись, я скольжу вниз, исчезая на глубине, где приглушаются все звуки.
Задерживать дыхание совсем не трудно. После знакомства с Миллером, когда он дарил мне благоговейные поцелуи или доводил до оргазма, дразня в самом интимном месте, я приноровилась. Из-за отсутствия зрения и слуха все, что я ощущаю — это он. Сильные руки смывают кондиционер и в то же время избавляют меня от бессилия. Но вдруг ладонь оставляет мою голову и скользит по лицу к горлу. Оттуда к груди. А затем к набухшему холмику. Соски начинает покалывать в предвкушении. Она восхитительно кружит вокруг, а потом скользит по животу к внутренней стороне бедра. Я напрягаюсь под водой и изо всех сил стараюсь не шевелиться, чтобы сохранить кислород. Темнота и тишина усиливают другие органы чувств, в частности осязание. Миллер проводит пальцем по дрожащим лепесткам и глубоко входит в меня. Мои руки вылетают из воды и хватаются за край ванны; я стремительно выныриваю, потому что должна запечатлеть каждое восхитительное мгновение поклонения мне Миллером, а именно его совершенное лицо, преисполненное удовольствия.
Задыхаюсь, поспешно втягивая воздух в легкие, а Миллер лениво изводит меня.
— Хммм. — Запрокидываю голову назад, позволяя ей безвольно упасть набок так, что могу наблюдать за Миллером, пока он доставляет мне удовольствие искусными пальцами.
— Нравится? — Его голос груб, а глаза потемнели.
Киваю и прикусываю нижнюю губу, стремясь сжать каждую внутреннюю мышцу, чтобы унять дрожь внизу живота. Но я теряю весь настрой, когда он прикасается большим пальцем к клитору и начинает выводить тщательные, сводящие с ума круги по чувствительному бугорку.
— Так хорошо. — У меня сбивается дыхание, а когда он приоткрывает рот и садится боком у ванны для лучшего доступа, наслаждение только увеличивается. Миллер медленно отступает, наши взгляды встречаются, и он толкается обратно, от него волнами исходит удовольствие и восторг. Меня начинает трясти. — Миллер, пожалуйста, — упрашиваю
Моя просьба не остается незамеченной. Он так же отчаянно, как и я, хочет забыть произошедшую в кабинете ссору. Миллер наклоняется над ванной, не прекращая двигать рукой во мне, наши губы сталкиваются и он целует меня, доводя до кульминации. Я кусаю его за нижнюю губу, когда оргазм берет надо мной верх. Вероятно, я причиняю ему боль зубами, но это не останавливает Миллера и его решимость сгладить последствия ссоры. Меня одолевают безжалостные вспышки наслаждения, снова и снова, пока не иссякают силы. Тело неистово содрогается, расплескивая воду вокруг, а затем обмякает. Теперь я истощена по совсем другой причине, и эта усталость гораздо приятней предыдущей.
— Спасибо, — бормочу сквозь хриплое дыхание, пытаясь держать глаза открытыми.
— Никогда не благодари меня, Оливия Тейлор.
Я тяжело дышу, вбирая в себя последствия ошеломляющего взрыва.
— Прости за причиненную боль.
Миллер улыбается. Слегка, но даже это доставляет наслаждение. С каждым днем я нуждаюсь в его улыбке все больше и больше. Глубоко вздохнув, он вынимает из меня пальцы и проводит ими по коже, пока не добирается до щеки. Я знаю, что он собирается сказать.
— Ты не можешь причинить мне физическую боль, Оливия.
Согласно кивнув, я позволяю помочь выбраться себе из ванны и закутаться в полотенце. Взяв еще одно с ближайшей полки, он начинает вытирать мне волосы, убирая излишки воды.
— Давай высушим твои непослушные локоны. — Обхватив привычным жестом мой затылок, он ведет меня к кровати, сделав знак сесть на край. Я послушно выполняю, прекрасно понимая, что Миллер будет во время сушки расчесывать волосы пальцами. Достав фен из ящика стола, он подключает его к розетке. Не теряя времени, устраивается позади. Расположив ноги по обе стороны от меня, полностью заключает в плен своим телом. Из-за шума не поговорить, что вполне меня устраивает. Закрыв глаза, просто получаю удовольствие от того, как он массирует мне голову, пока сушит волосы. Улыбаюсь, представляя его полное удовольствия лицо.
Слишком быстро шум стихает, Миллер наклоняется, зарываясь лицом в свежевымытые волосы, и крепко обнимает меня за талию.
— Ты вела себя грубо, Оливия, — произносит тихо, почти с осторожностью. Ненавистно уже то, что ему приходится это озвучить, пусть у него и есть на это право, но мне нравится, что он считает нужным делать это деликатно.
— Я извинилась.
— Но не перед Уильямом.
Я застываю в его объятьях.
— С каких пор ты стал поклонником Уильяма Андерсона?
Миллер слегка толкает меня ногой в бедро. Это молчаливое предостережение, чтобы я следила за языком.
— Он пытается нам помочь. Мне нужна информация, и я не могу получить ее, находясь здесь в Нью-Йорке.
— Что за информация?
— Это не твои заботы.
Стискиваю зубы и закрываю глаза, чтобы сохранить спокойствие.
— Ты моя забота, — сообщаю и вырываюсь из его объятий, игнорируя усталый вздох Миллера. Он старается держать себя в руках. Мне плевать. Я хватаю расческу с прикроватного столика и оставляю его, ругающегося себе под нос, лежать на спине. С недовольным лицом устремляюсь в гостиную и едва не бросаюсь на диван. Расческой дергаю запутавшиеся пряди, словно в нелепой попытке испортить то, что Миллер любит во мне больше всего.