Одна отвергнутая ночь
Шрифт:
Открываю глаза и вижу его, одной рукой упирающегося в поверхность надо мной, его лицо совсем близко, а лоб щекочет непослушная прядь его волос. Я молчу и изнываю в мучительном ожидании нового прикосновения, пока он сканирует моё лицо. А потом это происходит, и я, не подумав, в поисках его губ приподнимаю голову. Только один его палец наполовину во мне, и мои жадные мышцы, сокращаясь, изо всех сил стараются держаться за него, но он убирает его и разрывает наш поцелуй. Я в отчаянии хнычу, опуская голову обратно на столешницу, задыхаясь и дрожа.
— Не ты здесь решаешь, сладкая, — предупреждает
— Ты всегда говоришь, что сделаешь всё, что я захочу, — использую против него его же обещание, хотя и прекрасно осознаю, что оно не относилось к сексу.
— Согласен. — Он приближает ко мне свои губы максимально близко, но не касаясь. — Только ты не сказала, чего хочешь.
— Тебя. — Не колеблюсь.
— Я уже твой. Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал. — Он, как всегда, решителен в своих заявлениях, отчего у меня на щеках вспыхивает румянец, а я обдумываю сказанное. Он хочет инструкций? — Давай же, Ливи. Воспринимай это как план поддержания оценки и уменьшения риска. — Есть в его голосе тень насмешки, что только увеличивает мой румянец и распаляет мою дерзкую сторону. Так что, с долгим, придающим уверенности вдохом, я хватаюсь за эту дерзкую себя и держу её обеими руками, стараясь, чтобы она из меня не вырвалась.
— Войди в меня.
— Как? — спрашивает он хладнокровно.
— Пальцами, — выдыхаю, тут же понимая, что он хочет не просто инструкций. Он жаждет точных, пошаговых команд.
— Оу, ясно. — Он хорошо скрывает своё веселье, смотря вниз на свою руку, остановившуюся между моими бедрами. — Не должен ли я сначала проверить твоё, — он замолкает и секунду раздумывает, — состояние?
Чёрт бы его побрал! Внутри растёт раздражение, я сама готова сделать всю работу, если он не готов.
— Миллер, пожалуйста. — Я окунаюсь в темноту, в отчаянии закрыв глаза. Меня разрывает чувство потребности, тяжесть внизу живота увеличивается, начиная дико пульсировать.
— Сфокусируйся, Ливи. — Как только я пытаюсь сжать ноги, уменьшив пульсацию, он снова их раздвигает.
— Благодаря тебе это слишком сложно! — Стону, тщетно извиваясь. На плечи ложатся две большие ладони, удерживая меня, и я, открыв глаза, лицом к лицу встречаюсь с победным блеском в глубокой, довольной синеве его глаз. Я инстинктивно поднимаю руку и хватаю его за волосы, недовольно сжимая их.
Эффект нулевой. Он убирает от своих волос мои пальцы и опускает их на мой живот, с серьезным выражением лица предупреждающе стиснув руку.
— Люблю твою дерзость, — шепчет он, дразня меня своими губами, флиртуя, и, хотя знаю, что поцелуй, от которого замирает сердце, я не получу, моё тело реагирует и приподнимается в тщетной попытке поймать его губы.
— Хочешь почувствовать мой вкус? — шепчет он, позволив лишь легкое соприкосновение наших губ, но лишив меня полного контакта. — Хочешь поглощать меня и теряться во мне целую вечность?
— Да! — моё недовольство растёт по мере того, как он продолжает отказывать мне в контакте, которого я прошу.
— Помнишь, кто может утолить эту всеобъемлющую потребность?
— Ты, — стону, ерзая от короткого прикосновения
Он неожиданно от меня отстраняется, его самодовольное выражение перерастает во что-то другое. Не уверена, что это. Могу сравнить это только с чувством гордости. Он выглядит так, как будто открыл месторождение золота. Для кого-то другого его лицо безэмоциональное, пустое… ничего не выражающее, но для меня в нём миллион слов счастья. Миллер Харт счастлив. Он удовлетворён. И я точно знаю, что такого никогда не случалось в прошлом Миллера.
— Я не хочу быть мужчиной, просто дающим тебе сногсшибательные оргазмы.
Моё довольство и мечтательность прерваны его заявлением, и я тут же замечаю, что искры гордости его глазах гаснут. Я сбита с толку:
— Ты постоянно это говоришь, — возражаю тихо, желание во мне стихает от его неуверенности. Я клялась заставить его почувствовать себя гораздо более значимым, чем просто ходячей, говорящей машиной для удовольствий, к тому же, он, кажется, счастлив получать похвалы во время наших интимных сцен. Он требует их, доводя меня до безумия и заставляя меня умолять. Он этого заслуживает, клянусь Богом, ему нужно вручить медаль, но я никогда, ни на секунду не задумывалась о том, что могу заставить его чувствовать себя использованным. Ему нравится, когда я прошу его прикосновений. От этого он чувствует себя желанным. Нужным.
Всё во мне умирает, когда в голову приходит мысль, что он вбивает это в головы всем женщинам, с которыми спит. Говорит ли он им все эти убедительные слова? Вероятно. Это его работа. Дарит ли он им столь же потрясающие ощущения, какие дарит мне? Знаю, что дарит.
В запале он мрачен и обжигающе горяч, когда вооружён ремнём и кроватью с балдахином.
— Ты выражаешь такую страсть всем женщинам, которых берёшь? — Меня шокирует собственный вопрос, особенно учитывая то, что я рассчитывала подумать об этом молча. Моё подсознание жаждет ответа.
— Всё, что ты получаешь от меня, инстинктивно, Оливия Тейлор. Я никогда раньше не был очарован. И никогда раньше не отдавал всего себя. Ты же получаешь меня целиком. Каждую испорченную частичку меня. И каждую секунду каждого дня я молю о том, чтобы ты никогда не сдалась относительно нас, даже если я сдамся. — Он губами прижимается к моим губам и терзает их, кажется, целую вечность, наполняя меня силой, распаляя мою любовь. — Удержи меня в этом прекрасном, светлом месте рядом с тобой. — Он отпускает меня и пробивает полным мольбы взглядом. — Не дай мне провалиться обратно в темноту, умоляю.
Я перевариваю его слова, парализованная ясным взглядом синих глаз. Признание в чувствах, такое четкое выражение себя должно было только укрепить мою решимость. Но в его заявлении я услышала отрицательное. Даже если я сдамся.
Меня слишком ранили недавние поступки Миллера. Правильные слова неправильных людей могут сбросить его обратно во мрак, и только моя сила сможет его вытянуть.
— Прикоснись ко мне, — командую я ласково, — пальцами. — Беру его руку и направляю её к точке между моих бёдер. — А потом войди в меня и двигайся не спеша.