Одна против зомби
Шрифт:
Я сразу же вспомнила одного моего приятеля, который резко завязал после двухмесячного запоя.
Так новоявленный трезвенник не смог сразу даже вспомнить свое отчество и целых полдня откликался на Абрамовича, чем вызывал здоровый смех у друзей, не пропустивших момента для подколок, шуток и почти безобидных розыгрышей, где фигурировали синагоги, раввины и простой, как собачья упряжка, чукча-олигарх…
Поскольку Пал-Никодимыч не спешил продолжать расспросы, я, дабы помочь болезному, взяла нить беседы в свои слабые женские руки:
— Ставка
— А ты разве…
— Тот как раз был ярким представителем братвы британских ученых. Их там целая мафия, однако. Покруче масонов. Правда, я теперь совершенно не исключаю, что и среди масонов найдутся пара десятков британских ученых, если хорошенько прошерстить ихние ряды. Так что, не парьтесь, Пал-Никодимыч. Если Вам отшибло память, значит, Вы просто перешли на более высокий интеллектуальный уровень управления людскими ресурсами.
— Не-е-е-т, Лодзеева, мне память не отшибло! — как всегда не согласился со мной начальник. — Просто хотел убедится, что и у тебя с ней порядок.
Пал-Никодимыч повернулся к шкафу. И взял с полки, над которой красовалась табличка с готическими… нет, скорее, кириллическими буквами, сложенными в короткую, но заставляющую истекать любопытством надпись «Агентура», желтую пластиковую папку с моей фамилией на корешке.
— На память пока не жалуюсь, — насторожилась я. — Хотя, конечно, курсы мнемоники за казенный счет, мне не помешают. Давно пора повысить квалификацию. Говорят, в Куршавеле неплохие курсы есть. И хотя меня тошнит после первого же литра французского вина и с языком ихним непорядок, однако ради нашей замечательной конторы мне совершенно не в лом слетать в это гиблое место на пару месяцев.
— Не там ты шустра, Лодзеева, где надо.
— А где надо, Пал-Никодимыч? Только скажите — мигом брошусь.
— На какую сумму делаешь страховок в месяц? — спросил Пал-Никодимыч, листая содержимое желтой папки.
Чтобы увидеть ее содержимое, я вскочила со стула и направилась к Пал-Никодимычу, задев плечом висящий на стене портрет основателя ОВО «ЛАДИК» — П.П. Прушкина, имеющего типичную для вышедшего из СССР российского предпринимателя унылую мордуленцию с обвислыми щеками и толстой шеей.
Портрет сорвался со стены. Но я успевала подхватить его в нескольких сантиметрах от пола (вот какой я молодец — реакция не хуже, чем у мангуста).
Слава Богу, увлеченный чтением Пал-Никодимыч не заметил этих манипуляций с портретом.
— Так ведь в жизни по-разному бывает, Пал-Никодимыч, — я быстро вернула портрет на место. — Сегодня густо, а завтра пусто. Тьфу! То есть, наоборот: завтра груды золота и брильянтов на платиновом блюде и фонтан из шампанского в «Савое», а
— У тебя за все лето — только «ни шиша», — Пал-Никодимыч ткнул пальцем в дату моей последней удачной сделки.
— Это у меня-то?! — на всякий случай возмутилась я.
— У тебя-то! — Пал-Никодимыч встал и ударил папкой по столешнице.
— У меня-то?
— У тебя, у тебя, Лодзеева, не сомневайся.
Глава 3. Правильный мужик Парето
Помню, задумалась я тогда над словами шефа.
Да, он, конечно, засранец и придира, но сейчас, откровенно говоря, он был абсолютно прав. Летом я и в самом деле не смогла продать ни одного серьезного полиса, несмотря на то, что моталась по столице, как оглашенная.
Моталась, моталась и замоталась так, что нервы все сожгла.
И тут попалась мне брошюрка, где рассказывалось о Принципе успеха экономиста и социолога Вильфредо Парето. И как только оную прочитала, я поняла, что все это про меня и для меня.
Парето был правильный мужик и не тратил время на впаривание публике разной гештальт-пурги и фрейдизма-бихевиоризма и прочего структурализма. «Други мои, — говорил старина Парето, — не надо надрывать пупок выше собственной крыши, иначе она поедет, шурша шифером и хрустя черепицей.
Запомните на всю оставшуюся жизнь, сестрицы, лишь 20 % усилий приносят нам, как тормозам, так и торопыгам, 80 % результата, а остальные 80 % усилий — полный отстой и с трудом натянутые на уши 20 %».
То есть, ежели сосредоточится не на том, как и что делать, а на вопросе: «А на фига делать?», то можно будет подобрать для себя такой набор действий, которые сократят объем лишней суеты и шаманских плясок на пустом месте до минимума, увеличив до максимума навар и пользу для душевного здоровья.
При этом (согласно графической Кривой успешности все того же Парето) из каждой ситуации можно снять сливки только до определенного уровня. А дальше сколько не вкладывайся, эффекта не будет, хоть тресни.
Эх, если бы я знала про все это, то ни за что бы не стала постоянно цапаться с Толиком. Ибо поначалу он поддавался на мои скромные требования, а потом — бац! — и мы с ним расплевались. Видать, я выжала из ситуации все, что она могла дать, и дальнейшее повышение ставок было совершенно бессмысленно.
Ну ладно я, человечек контуженный кинематографом и обремененный сверхчувствительностью натуры. Пропащий, одним словом, человечек. Вычеркнутый из списка получателей сладких пряников от небесной инстанции.
Так ведь не во мне дело, сестрицы, а в вас. Вечно вам неймется довести ситуацию до предела.
Дали вам зарплату в тысячу долларов в месяц — пищите: «Мало! Дай пять!» А потом, мыкаясь по коридорам биржи труда, думаете: «Блин, надо было сначала новую работу присмотреть, а потом уже наезжать на начальство насчет прибавки жалования.