Одна женщина и много мужчин

Жукова-Гладкова Мария

Дверь открыл мужчина примерно одного со мной возраста, из-за его спины выскочил мальчик лет семи.

– Здравствуйте, – сказала я. – А Катя дома?

Тут появилась сама хозяйка.

– Ой, это вы? – удивилась она. – Саша, кажется?

– Простите, что не позвонила заранее, – извинилась я, – но у меня только ваш адрес…

– Но я же послала и новый номер телефона, и факса, и электронной почты… – удивленно сказала Катя и тут же спохватилась: – Да вы проходите, проходите. Что это я вас в дверях держу? Вы когда прилетели? Надолго? Вы где-то остановились или…

– Я хотела бы снять номер в гостинице, – сразу же сказала я, предпочитая не останавливаться в чужих квартирах. – Вы

посоветуете что-нибудь неподалеку? Я не планировала поездку к вам заранее, но была по делам в Голландии, а поэтому решила попробовать найти и вас, раз уж…

– Вот и правильно, – перебила меня Катя. – Я только вчера узнала о новом оборудовании, мне позвонили с завода, я утром съездила к ним, забрала проспекты, сегодня вечером собиралась готовить материалы, чтобы отослать вам. Очень хорошо, что вы сами приехали. Не нужно будет ничего отсылать, вы все и возьмете.

– Может, вы тогда вместе проедете на завод? – предложил Катин муж. – Саша все посмотрит на месте.

– Да, конечно, – кивнула Катя. – Мы им позвоним завтра с утра. Согласны? Раз уж вы все равно приехали.

Я сказала, что согласна, совершенно не понимая, о чем идет речь, но следовало послушать хозяев.

Меня тут же усадили за стол и накормили. За трапезой мы беседовали. За полчаса я узнала много нового о Катиной жизни за границей.

Генрих работал в какой-то мелкой фирме, Катя занималась хозяйством, ребенком, выполняла кое-какие заказы оставшихся в Петербурге друзей и бегала по распродажам и магазинам, объявляющим о выдаче премий покупателям, которым удастся среди товара найти что-то с просроченным сроком годности. Она долго хвасталась передо мной тем, что и за какой товар она получила, и жаловалась на конкуренцию среди эмигрантов. Она продолжала немного рисовать, но пока ни о какой постоянной работе и продаже рисунков не могло быть и речи. Мне же хотелось перевести разговор в нужное мне русло: во-первых, попросить ее нарисовать последнего любовника (или предпоследнего, если считать Храпа последним) Маринки Громовой (я же все-таки не была стопроцентно уверена, что это Кондрат), во-вторых, выяснить, о каком оборудовании идет речь и почему она решила, что оно должно меня заинтересовать. И что она собиралась мне отсылать? И мне ли? Для начала я решила разобраться с оборудованием и повременить с портретом мужчины.

Я заметила, что ребенок уже широко зевает, а значит, мне не помешало бы и честь знать.

– Катя, – обратилась я к хозяйке, – давайте я отправлюсь в гостиницу, а завтра утром вернусь к вам – и мы поедем на завод уже от вас. Или вы заберете меня в гостинице?

Генрих, Катин муж, вызвался довезти меня до небольшого отеля, расположенного в двух кварталах от них. Чтобы как-то объяснить отсутствие у меня их телефона и факса, я заявила, что они есть у меня в Петербурге на работе, но я не брала с собой большую записную книжку, потому что изначально не планировала заезжать к ним… Особых объяснений от меня и не требовалось, мне черкнули на бумажке номера, а потом Катя предложила то, о чем я сама собиралась попросить:

– Может, вы перед сном просмотрите все, что я тут для вас приготовила? Вот возьмите эти брошюры, – она сунула мне целую пачку. – Все равно же это для вас.

Я тепло поблагодарила Катю, и мы вместе с Генрихом отправились в небольшую уютную гостиницу, которую держала семья бюргеров – отец, мать и дочка.

Мне дали проспекты, в которых рекламировалось новейшее оборудование для полиграфической промышленности.

На следующий день после завтрака Катя забрала меня из гостиницы, и мы поехали на завод, производящий это самое оборудование. Я посвятила вечер изучению проспектов, кое-что поняла, в чем-то пока не разобралась.

К сожалению, большинство из проспектов было на немецком, которым я не владею вообще. Я просмотрела фотографии и чертежи и прочитала объяснения на английском там, где они имелись. Но одно мне было совершенно ясно – для чего покупатели из России хотели использовать это оборудование. Все вставало на свои места. Мне только требовалось решить для себя, что делать с полученной информацией.

На заводе нас встретил некий Михаэль Рихтер, директор по экспорту. Как выяснилось из разговора, он был лично знаком с «тезкой из России» – Мишаней Шубаковым, который уже появлялся на заводе для ознакомления с производимой продукцией.

Господин Рихтер был человеком неглупым, в России имел дело не только с Мишаней, но и с другими ему подобными молодцами, а поэтому догадывался, для каких целей у их фирмы закупается вполне определенное оборудование. Как мне сказали, завод, представляемый господином Рихтером, специально занялся новыми разработками в соответствии с запросами из стран бывшего СНГ и Польши. Произнеся эту фразу, Михаэль хитро подмигнул мне. Мне ничего не оставалось, как подмигнуть в ответ. Я обещала передать все материалы специалистам, занимающимся у нас полиграфией, для внимательного изучения. Правда, мне еще следовало определиться, специалистам какой команды я намерена их передавать.

– Пойдем пообедаем где-нибудь, – предложила я Кате, когда мы покинули завод. – Ты тут лучше меня ориентируешься.

– Да мы вообще-то в основном едим дома… – протянула она.

– Ты покажи место, я тебя приглашаю.

Как я поняла, с деньгами у семьи Штоль было не очень хорошо, и Катю обрадовало это приглашение.

Уже за столом она пояснила, что берется сейчас за любую работу, даже эту посредническую, хотя она ей совсем не нравится. Она очень рада, что на этот раз приехала именно я, а не кто-то из мужчин. Но ей почему-то казалось, что я работаю как бы отдельно…

– Я и работаю отдельно, – пояснила я, не углубляясь в детали. – Я занимаюсь аудио– и видеотехникой. Ты же слышала, что я говорила немцу.

– Я практически не говорю по-английски, – призналась Катя. – По-немецки – свободно, а то, о чем вы беседовали с Рихтером… Я ничего не понимала.

Я в очередной раз пояснила, что в основном работаю с Японией, потому что единственная в фирме владею японским, а в Германии на этот раз только проездом.

– Мне всегда так неприятно общаться с этим Мишей, – заявила Катя, довольно резво расправившись с кружкой пива и быстро пьянея. – И Маринка что-то давно не звонила…

Катя вопросительно посмотрела на меня. Я не сомневалась, что о смерти Маринки она еще ничего не знает. Но вот стоит ли ей это сообщать? В любом случае неприятно быть тем, кто приносит известие о смерти подруги… Но я решила, что должна это сделать, не вдаваясь в детали. По крайней мере, пока.

Первой фразой Кати была фраза, которую я никак не ожидала услышать:

– От передозировки?

Пришел мой черед посмотреть на Катю большими круглыми глазами, правда, я довольно быстро взяла себя в руки и спросила:

– Катя, я хотела бы узнать: она давно кололась?

– Где-то с полгода, наверное, – медленно ответила Катя на мой вопрос. – Может, месяцев пять… Вначале травку покуривала, а потом… – Катя помолчала, а затем гневно воскликнула: – Ее на иглу посадил этот подонок! Эта сволочь!

Я была почти уверена, что речь идет о Кондрате, и решила воспользоваться ситуацией. Просить ли Катю нарисовать его портрет или можно ограничиться именем и фамилией?

Да, речь в самом деле шла об Алексее Кондратьеве, с которым Кате приходится также иметь дело, правда, в основном она работает с Мишаней Шубаковым.