Одна жизнь — два мира
Шрифт:
По дороге домой Кирилл обратился ко мне:
— Знаешь, Константин Александрович предлагает ехать с ними в Коста-Рику.
— Кира, ведь это навязала ему Рая Михайловна. — И я пересказала ему наш разговор.
— Я ведь тоже не могу вот так сорваться и поехать, кроме меня, в отделе никого нет. Я думаю, он поддался настроению Раи Михайловны. Я обещал поговорить с тобой.
За несколько дней до поездки в канцелярию, где работала Лида Вдовина, муж которой, Юра, должен был лететь с Уманскими, зашла Рая Михайловна, и разговор зашел о поездке.
—
— Вы знаете, я не хочу ехать, но Костя настаивает. Ну что ж, подыхать — так вместе!
Лида почти со слезами вскочила со стула:
— Как вам не стыдно, Рая Михайловна, с вами летит Юра, а у нас дети.
За несколько дней до полета Кирилл играл в посольстве в преферанс с Раей Михайловной, Юрой Вдовиным и дипкурьерами. Константин Александрович заметил, что придется лететь в двух шестиместных самолетах. Но Рая Михайловна все стояла на своем:
— Ну и что ж, Нина и Мара (жена Льва Тройницкого, одного из недавно приехавших секретарей) полетят со мной, а Кирилл Михайлович — с вами.
Я попросила Уманского:
— Константин Александрович, если вы действительно считаете, что Кирилл должен лететь с вами, решайте сами, но я не могу; когда угодно потом, но не сейчас, я не могу бросить ни детей, ни школу, я надеюсь Рая Михайловна тоже поймет.
— Хорошо, тогда мы отставим, Кирилл Михайлович тоже сказал мне, что он не может оставить свой отдел.
Банкет в честь освобождения Варшавы
24 января 1945 года, в банкетном зале ресторана Сан-Суси, накануне поездки в Коста-Рику, польский клуб им. Костюшко давал большой банкет в честь освобождения Варшавы.
На этом банкете присутствовало много гостей, члены советского посольства были в числе самых почетных. Уманские сидели в самом центре стола, рядом с Раей Михайловной, одетой в черное платье и в черную шляпку с вуалью, сидел военно-морской министр Мексики сеньор Хара.
Я сидела между Левой Тройницким и военным атташе Савин-Лазаревым. Мара Тройницкая, жена Левы, на банкет не пришла, укладывалась перед поездкой, жена Савин-Лазарева, с тех пор как приехала из Советского Союза, еще не акклиматизировалась в Мексике, так он сказал.
Были Никольская, Окорокова и многие другие, всех даже не припомню.
Банкет прошел пышно и очень торжественно. Сыграли советский, польский и мексиканский гимны. Выступили представители различных организаций. С самой блестящей речью выступил Уманский, ему устроили овацию, фотографировали без конца; репортеры носились повсюду, как будто старались уловить каждое сказанное слово.
Вино лилось рекой, взоры всех были обращены к нашему столу, это было утомительно и хотелось, чтобы поскорее кончились эти торжества.
Часов в десять вечера торжественная часть закончилась.
Прощание с Уманскими
Уманские, с трудом отбиваясь от окруживших их гостей, журналистов,
— Рая Михайловна, вы сегодня в хорошем настроении, — заметила я.
— Завтра утром вылетаем, — улыбнулась она.
— Да, — спохватился вдруг Константин Александрович, — самолет нам дали военный на восемнадцать человек, в нем вальс танцевать можно. Может, надумаете?
— Константин Александрович, кто же за несколько часов до полета предлагает?
— Ну что с вами поделаешь!
Рая Михайловна пригласила нас к себе на бридж.
— Рая Михайловна, вы ведь знаете, что я терпеть не могу карты и ничегошеньки в этой игре не понимаю. С вашего разрешения мы приедем вас провожать, скажите только, к которому часу.
— Вылетаем мы в пять, значит, выезжать надо в четыре, ей-богу, не советую вам вскакивать в такую рань. Нет-нет, спите спокойно у нас и так много провожатых. Но в Акапулько, как только вернусь, мы едем вместе.
Мы распрощались, пожелали им счастливого полета, успеха в работе и скорого возвращения.
Последний раз промелькнуло капризное припухшее лицо Раи Михайловны в дверях банкетного зала ресторана Сан-Суси, направляясь к машине, она, улыбаясь, махнула нам перчаткой.
Ранний звонок
Рано утром раздался звонок, Кирилла срочно вызывали в посольство.
Как только Кирилл ушел, я начала одеваться, дети еще мирно спали. Что могло случиться? Может быть, потребовалось что-то срочно выяснить, нервничала я. Вдруг раздался звонок от Кирилла:
— Приезжай, приезжай немедленно! — каким-то незнакомым, чужим голосом произнес Кирилл. В это мгновение в комнату вбежала хозяйка, она слышала по радио:
— Иссусе Мариа, уна коса терибли [18] , — бормотала она. Оставив детей на ее попечение, я уже летела в посольство.
18
Ужасная история! (Исп.)
Как-то сразу всплыли в памяти все разговоры с Раей Михайловной, почему она так много говорила о смерти: «Если нужно, я поеду и подохну вместе с Костей», «Поверьте, у меня к этой поездке не лежит душа, добром она не кончится».
Когда шли бесконечные переговоры о самолете, на котором они должны были лететь, она говорила: «Вы подумайте, никак не договорятся, на каком самолете нам лететь! Какая разница, на каком мы разобьемся».Однажды она даже выпалила: «Уманским все равно своей смертью не помирать!», что я отнесла на счет ее болезненно-нервного состояния. Чувство обреченности не покидало ее. Константин Александрович на такие замечания просто отмалчивался.