Одна жизнь — два мира
Шрифт:
Дама произнесла без запинки:
— От всей души и от всего русского сердца поздравляю вас с днем великого праздника и желаю счастья и успеха нашей великой Родине. Передайте от меня самые горячие пожелания успехов, нашему великому руководителю и собирателю земли Русской… — она на минутку запнулась, очевидно, соображая, как назвать — господин или товарищ, но быстро нашлась: —…гениальному Сталину.
Уманский улыбался. Дама простерла свои руки, готовая обнять и расцеловать посла.
— На трех китах держится земля Русская, — продолжала она. — Первый кит — Петр Великий, создавший силу
Веселая посольская молодежь, в восторге от этой речи, наперебой ее угощала.
Она горячо поздравляла нас с тем самым Октябрем, от которого она с мужем — известным ученым — тридцать лет назад, еще полная сил и здоровья, бежала в панике за границу. Говорили, что она когда-то была акушеркой при царском дворе.
— А вот бы ей сейчас у нас в Кремле принимать деток, так же как она принимала их у ее императорского величества, — заметил Романов, который неизменно всюду поспевал.
Появились разодетые коммерсанты в смокингах, их жены в дорогих нарядах считали за высшую честь провести вечер в кругу важных персон и дипломатов.
Собрались послы южноамериканских стран.
Пришел посол США в Мексике мистер Мессершмитт [17] , пожилой сухощавый, с проницательным взглядом человек с характерными чертами желудочно-больного.
17
Джордж Мессершмитт, Чрезвычайный и Полномочный Посол Соединенных Штатов Америки в Мексике
Явились генералы и министры мексиканского правительства.
Важно прошел огромный мужчина, с простым лицом мексиканского индейца — бывший президент Мексики генерал Ласаро Карденас, участник мексиканской революции 1910–1917 года. Он тепло приветствовал Уманского и Раю Михайловну.
Пришел и интеллигентный министр де гобернасион Мигель Алеман. Посол встретил его более официально, но и более предупредительно.
Вместе с дипломатами стали появляться мексиканские знаменитости: сверкающая множеством бриллиантов стройная красавица киноактриса Мария Феликс и более скромная, но более известная Долоресс Дель Рио. Приехали знаменитый композитор Аугустин Лара, кумир мексиканских дам, певец и артист Хорхе Негратте, художник Ороскои и многие другие артисты, художники, футболисты, писатели, поэты.
Ровно в шесть часов, когда помещения посольства были плотно набиты народом, оркестр по сигналу Тарасова сыграл советский и мексиканский гимны.
Гости быстро хмелели. Зал наполнялся непринужденным шумом и смехом. В конце зала послышался выкрик: «Сталин-гра-до-о-о!» также черного цвета, потрясая руками. Это молодой поэт — человек в национальном мексиканском костюме, большом черном сомбреро и с «серапе» через плечо — декламировал свое новое произведение «Сталинград», в котором он так описал оборону Сталинграда, будто дело происходило в его родной Гвадалахаре.
Посол Уманский всех любезно приветствовал и с каждым выпивал рюмочку водки.
Я
— Рая Михайловна, расскажите секрет.
— Он перед началом приема выпивает рюмку масла, помогает, — объяснила она.
В большом зале собрались наиболее важные персоны. Уманский суетился между ними, переходя от дипломатов к министрам, важно беседовавшим между собой. На ходу он успевал отпустить комплимент какой-нибудь мексиканской знаменитости. Всюду раздавались его шутки на испанском, английском, на французском и польском языках. Наш посол обладал большими лингвистическими способностями, с каждым он говорил на его родном языке. Находчивый и остроумный собеседник, он был предметом зависти многих своих коллег.
Даже серьезный Мессершмитт старался шутить с окружившими его послами:
— Чем дольше я живу в Мехико-сити, тем хуже говорю по-испански, — улыбаясь, заметил он.
Уманский подошел к известному американскому журналисту, о котором говорили, что он отличается просоветским душком, и, взяв его под руку, подвел к американскому послу:
— Известный американский журналист мистер Солцберг недавно вернулся из Советского Союза, сейчас путешествует по Мексике… Очень хотел бы с вами познакомиться.
Мессершмитт, несколько смутившись, любезно заметил:
— Очень рад, сожалею, что наше знакомство не произошло в посольстве родной страны. — На это журналист ответил, что и он сам этого хотел, но у господина американского посла в Мексике не нашлось для него времени.
Особо важные гости после настоящей русской водки и икры в положенное по протоколу время разъезжались по домам. Их большие черные лимузины, шурша гравием по дорожкам посольского парка, плавно выкатывались за ворота.
Желающим предложили просмотреть новый советский фильм. Все с удовольствием кинулись в кинотеатр, тот самый, перестроенный Уманским из домашней часовни.
Большинство гостей посольства симпатизировали Советскому Союзу. Но Уманский не стеснялся приглашать и кое-кого из тех, кто относился к нему довольно недружелюбно, даже враждебно.
Каждый советский сотрудник умел видеть недругов издалека, безошибочно узнавая их по тому, как они входили в посольство, недоверчиво и пренебрежительно оглядываясь по сторонам. Они, особенно новички, ожидали встретить с экзотическим «советским варваром-комиссаром», но вместо этого видели вокруг культурных советских людей и дружную товарищескую обстановку. Это их поражало, с лиц начинали сходить гримасы пренебрежения, и некоторые даже коренным образом меняли свое отношение ко всему советскому.
Прием решал еще одну более сложную задачу: он показывал превосходство системы, не признающей классовых различий. Здесь могли присутствовать и дипломаты, и министры, и босоногие мексиканцы.
Стемнело. Из открытых окон посольства доносился шум и веселые голоса, во дворе была слышна музыка большого оркестра. Любопытные прохожие стояли на тротуарах. Даже старожилы не могли вспомнить, чтобы в стенах этого замка знатных испанских вельмож проходили подобные «фиесты». Ласковый мексиканский ветер колыхал красный флаг с золотой советской эмблемой, освещенный ярким прожектором.