Однажды рабби уйдёт
Шрифт:
– И ни малейшей зацепки.
– Моррис Гальперин, – предложил Дженнингс.
– Городской юрист? Продолжай. На него что-то есть?
– Ну, он был там. Он сообщил о наезде, – медленно произнёс Дженнингс. И внезапно разволновался: – Тем вечером я был на Совете выборщиков, и он тоже сидел там. Выглядел скверно. Сильно простуженный. Затем выборщики вместе с кем-то из городских чинуш отправились в «Корабельный Камбуз» за пивом, и я пошёл за ними. И они смеялись над Гальпериным. Кажется, Том Брэдшоу дал ему выпить хороший стакан крепкого виски для простуды, а кое-кто заметил, что на собрании Гальперин был как не в своей тарелке.
– И?
– Так, может быть, стакан подействовал. Может быть, наш юрист был подшофе.
–
– А почему нет, если стакан большой, и если он не привык к спиртному, и если он скверно чувствовал себя и мог принять несколько таблеток. Или, может, он остановился где-то и ещё выпил. Но точно не ехал домой, это сто процентов – что ему делать на Глен-лейн, если он направляется домой? Совсем не по пути. Итак, предположим, он пьян и сталкивается с парнем, не ожидая увидеть кого-нибудь посреди дороги в Глен-лейн, особенно в этот час.
– Да, но почему он хочет разбить чью-то фару и обвинить другого?
– Потому что наезд со смертельным исходом может разрушить его карьеру.
– Любой может попасть в аварию. Я думаю, что если бы с Гальпериным это случилось, он бы сообщил в полицию.
– Но если он ехал под действием… или думал, что он…
– Ну... Но он действительно сообщил об этом в полицию. Сказал патрульным.
– Конечно, потому что увидел их и думал, что они, в свою очередь, могли заметить его. Но он не выходил из машины. Он просто сказал, что на дороге лежит тело. И, естественно, они сразу же отправились посмотреть.
– Хм. – Лэниган прикусил нижнюю губу. – Проверка не повредит. Но я не могу просто противостоять ему, городскому юристу. Всё нужно устроить должным образом. Я могу вызвать его для заявления. И пока его машина будет находиться на стоянке, ты успеешь хорошенько её осмотреть.
Дженнингс усмехнулся.
– Если бы я оказался там, когда он подъезжал, и если бы на парковке было много машин, я мог бы пригласить его припарковаться прямо в гараже.
– Хорошо, давай попробуем. А пока я должен позвонить окружному прокурору и рассказать ему об этой девице Кимбалл.
– А зачем?
– Он должен уведомить защитника, а тот уже пусть делает то, что ему в голову взбредёт.
35
– Должен признать, – торжественно провозгласил Говард Магнусон, когда Моррис Гальперин занял своё место, – что я ошибся в оценке рабби Смолла. Я думал, что он – джентльмен. Я ошибался.
– О?
Магнусон кивнул.
– Я предполагал, что он приложит хоть какие-то усилия, попытается что-нибудь придумать для меня. Но нет, он был непреклонен. Я признался, что нахожусь в затруднительном положении, но он и на йоту не обеспокоился. Когда я спросил его, что мне делать, вы знаете, что я услышал в ответ? Он посоветовал мне уйти в отставку.
– Он… что? – Гальперин был потрясён, но, будучи юристом и, следовательно, привыкнув получать искажённые версии фактов, переспросил: – Что именно он сказал?
Магнусон вспомнил беседу с рабби.
– Я согласился с его мнением о том, что он не может сам проводить церемонию, хотя, учитывая, что некоторые рабби делают это, не подвергаясь отлучению от храма или лишению работы, или как ещё это называется, я обоснованно полагаю, что он был излишне догматичен. Я принял его заявление, что церемония не может быть проведена в синагоге. Но его настойчивые заявления о том, что я не имею права пригласить рабби по собственному выбору даже в свой собственный дом, потому что этот дом находится на его территории и в его юрисдикции – это уж слишком. И я не намерен это терпеть. А в следующий раз он захочет осмотреть мою кухню, чтобы проверить, есть ли у нас два комплекта посуды.
Хотя Гальперин естественным образом был склонен согласиться с Магнусоном,
– Я думаю, что рабби пытался сказать вам, что проведение церемонии в вашем доме было бы неприличным, так как вы являетесь президентом общины. С его точки зрения это выглядит…
– Я знаю, что он пытался мне сказать, – резко перебил Магнусон. – Вы с ним согласны?
Гальперин понял, что Магнусон хочет услышать от него чёткий и недвусмысленный ответ, его собственную позицию. Ему пришло в голову, что главная доблесть – суметь удержаться в седле. Он слегка пожал плечами и улыбнулся.
– Насколько я понимаю, это просто церемония, а я не очень люблю церемонии. Важен сам брак, а не то, кто и что говорит и где его заключить. Меня гораздо больше волнует вопрос о том, кто является боссом, конгрегация через своих избранных представителей или рабби. Меня интересует вопрос о том, может ли рабби при каких-либо обстоятельствах приказать или даже предложить, чтобы президент конгрегации подал в отставку. Кто выше, рабби или конгрегация? Другими словами, кто кого может уволить?
Магнусон не был дураком. Он увидел едва заметное изменение направления, на которое намекал Гальперин.
– Как вы думаете, остальные члены правления разделяют вашу точку зрения?
Гальперин на мгновение задумался.
– Думаю, да, если на этом заострят их внимание. Конечно, если вы осуществите свои планы, и пригласите какого-то постороннего рабби, я предполагаю, что Смолл заявит о своей оппозиции, уйдя в отставку. Затем он объяснит конгрегации, почему так поступает. Может подняться жуткий скандал.
– Согласен. Но мы не должны так действовать.
– Нет?
– Я бывал в подобной ситуации и раньше. Когда вступаешь во владение компанией и не можешь заставить кого-то из ключевых сотрудников смотреть со своей точки зрения, как выйти из положения? Ты их увольняешь.
– Но вы не можете уволить рабби только потому, что он не станет венчать вашу дочь.
– Конечно, нет. Но мы можем уволить его за то, что он бросил вызов авторитету правления, потребовав моей отставки. То есть эти факты пойдут одним пакетом.
– Но у него есть контракт.
– Нет проблем. Мы бы просто продолжали платить ему зарплату, пока контракт не завершится. Ждать не так уж долго. Мы могли бы даже заплатить ему единовременно. Если мы требуем от него уйти в отставку, он, естественно, сочтёт необходимым объяснить конгрегации, по крайней мере, той её части, которая приходит на вечернюю службу в пятницу. Сколько их там будет? Семьдесят пять? Сотня? Но на следующей неделе, появится двести или триста прихожан, и он снова объяснит им. Это подольёт масла в огонь [101] . Но если мы уволим его, потому что… потому что потеряли доверие к нему, я думаю, что он не скажет ни слова, разве что попрощается. Он чертовски горд. Сомневаюсь, что он предположит, будто это связано с его отказом провести церемонию бракосочетания на свадьбе моей дочери, особенно если об этом не будет никакого упоминания в уведомлении об увольнении. Конечно, было бы лучше, если бы у нас имелся ещё один рабби, готовый приступить к работе уже на следующей службе. Но не знаю. Это будет трудно устроить? Как вы думаете?
101
Английская идиома «масло в огонь», «the fat in the fire» гораздо сильней и выразительней аналогичной русской. Она означает: беда совершена, и придётся столкнуться с неприятными последствиями; совершена непоправимая ошибка, которая повлечёт за собой плохие последствия; совершён какой-то ужасный поступок, который, несомненно, вызовет взрыв гнева.