Однажды Ты будешь Моя

Кисова Альбина

– Геннадий Михайлович, могу ли я попросить вас разрешить мне… - несмотря на мои попытки сохранить спокойствие, ком в горле будто выпустил острые шипы, которые вызвали боль и спазм и, мой голос сорвался.

– Нина, вы понимаете, что Влад в настоящий момент находится без сознания.

Я была благодарна мужчине за то, что он ответил, не дожидаясь пока я смогу вернуть себе самообладание. Потому что я бы не смогла. Возможно, хирург с огромным опытом за плечами, не раз видевший перед собой женщин в похожей ситуации, понял, что я нахожусь

на грани того, чтобы разрыдаться прямо у него в кабинете.

Всё, что я смогла – это кивнуть.

– И вы не сможете с ним поговорить, узнать о его самочувствии. Также возможно, что его вид и состояние в данный момент могут вас испугать.

Его глаза, полные сочувствия и понимания, словно говорили мне: «Вы не одна». Этот момент тихого взаимопонимания придал мне сил, чтобы сдержать навернувшиеся слёзы и глубоко вздохнуть, пытаясь найти в себе силы, чтобы услышать ответ, даже если это будет отказ.

– Я понимаю, - тихо сказала я.
– Я не видела его десять месяцев, двадцать три дня и девять часов… Прошу Вас.

Геннадий Михайлович внимательно посмотрел мне в глаза и теперь его взгляд стал таким же твердым как скальпель, которым он не дрогнувшей рукой проводит операции.

– Хорошо, я провожу вас до палаты.

Столько месяцев ожидания, которое временами казалось мне бесконечным, и вот, наконец, я получила крупицы новостей о своём любимом. Каждая буква в диагнозе «стабильно тяжёлое», звучало для меня как гром среди ясного неба, в то же время несло с собой искру надежды.

Шаги звучали удивительно громко в этой тишине, словно эхо моего волнения. Каждый шаг приближал меня к палате, где находился Влад.

Сердце колотилось бешено, когда мы с врачом остановились у закрытых дверей палаты. Перед тем как открыть дверь Геннадий Михайлович бросил на меня короткий взгляд словно оценивал, насколько стабильно моё эмоциональное состояние. Даже не сомневаюсь, что, если бы я не смогла удержать лицо и выдала как дрожит у меня всё внутри от волнения, тревоги, радости, надежды и ещё сотни разных эмоций, он не позволил бы мне войти в палату.

Убедившись, что я владею собой, врач открыл дверь. С глубоким вздохом я вошла следом за ним.

Воздух в палате был насыщен запахами антисептиков и лекарств. Около больничной койки стояли две женщины в медицинской одежде, заслоняя собой лежащего на ней пациента. Одна из них держала в руках планшет и записывала показания, которые снимала с прибора. А вторая, наверное, медсестра меняла флакон у капельницы.

– Геннадий Михайлович… - начала первая дама, но потом её взгляд зацепился за меня, и она с удивлением сказала: -…но посетителям пока нельзя…

– Под мою ответственность. – спокойно ответил завотделением.

А я снова мысленно поблагодарила Анну Ивановну и папу.

Женщины удивленно переглянулись, первая положила планшет с записями в кармашек на торце койки, медсестра выбросила использованные материалы, и они молча направились к выходу, напоследок

бросив на меня любопытные взгляды.

Но я этого даже не заметила, потому что стоило им отойти, я увидела Влада. И смотрела только на него.

Первое, что притянуло мой взгляд - это любимое лицо, бледное, но спокойное, словно Влад просто спал. Аппарат жизнеобеспечения издавал ритмичные звуки, а монитор сердечного ритма равномерно мигал, отмеряя каждый удар его сердца. Капельница медленно подавала в кровь необходимые для восстановления вещества.

Я медленно приблизилась к больничной койке и осторожно провела по сильной, загорелой до темноты руке, свободной от капельницы. Мои глаза наполнились слезами, от того насколько беспомощным сейчас выглядел этот сильный и решительный мужчина. Я помнила его смех, его крепкие объятия и теперь, видя его в этом состоянии, моё сердце разрывалось от боли.

– Я оставлю вас, но ненадолго.

Я подняла глаза на врача и кивнула, безропотно соглашаясь со всем, лишь бы меня не прогоняли.

– Пятнадцать минут, Нина. – сказал врач по пути к двери.

Дверь плотно прикрыли.

– Влад, я люблю тебя, я так ждала тебя, - с всхлипом вырвалось у меня из груди.

Я подошла к изголовью, наклонилась и тихонечко поцеловала его губы. Сухие, потрескавшиеся, но невыразимо дорогие мне. В этом легком прикосновении сконцентрировалась вся моя любовь и надежда на его скорейшее выздоровление. Едва касаясь, я покрыла поцелуями всё его лицо, погладила жесткие волосы, отводя со лба отросшую за время командировки прядь.

«Я могла его потерять, едва успев обрести». – страшная мысль, которую я постоянно гнала от себя, проникла в моё сознание.

– Поправляйся, любовь моя. Главное, что ты жив.
– голос дрожал от шквала эмоций, который бушевал во мне.

Я говорила и говорила. Нежности, признания, обещания, даже угрозы. Слова лились из меня словно вода через открытую плотину. Спустя несколько минут я почувствовала, что мои моральные силы на исходе, на меня накатила душевная усталость.

Боясь ненароком задеть что-нибудь, я заставила себя опуститься на стул рядом с больничной койкой и положила ладонь на руку Влада. Не отрываясь, следя за каждым его вдохом, каждым мигом на мониторе. В этот момент время казалось замершим, и вся моя жизнь сосредоточилась в этой палате, рядом с ним.

– Нина, вам нужно уходить, - спокойный голос Геннадия Михайловича пробудил моё восприятие от непонятного оглушенного состояния, в которое я впала. Тревога и яростный протест всколыхнулись во мне с новой силой.

Мы встретились глазами и внимательный взгляд доктора заставили моё беспокойство отступить, давая понять, что Влад находится в надёжных руках.

– Когда я смогу его снова навестить? – приглушенно спросила я, не выпуская ладони Влада.

– Приходите завтра в то же время. Если самочувствие Влада улучшиться, то вы сможете остаться с ним подольше.