Однажды в Америке (др. перевод)
Шрифт:
— До буквы «Р».
— Загляни еще раз в букву «К», посмотри, есть ли что-нибудь на Краунинга, — предложил я.
— На меня не может быть досье, — фыркнул Краунинг.
— Еще как может, — ответил я.
Патси открыл отделение на букву «К». Он прошелся пальцем по корешкам папок. Вытащил одну из них, заглянул внутрь и поставил обратно. Его палец побежал дальше. Патси остановился, посмотрел более внимательно и вытащил папку. Он заглянул внутрь. На его лице появилась улыбка.
— Ага, вот и он.
Макс спросил:
— Картинки
Патси ответил:
— Никаких картинок.
Он бросил папку на стол.
Я высыпал ее содержимое. Досье состояло из трех машинописных страниц, напечатанных мелким шрифтом. Одна из них была посвящена отношениям Краунинга с молодыми парнями и девицами. У этого человека было интересное прошлое. Несколько раз его арестовывали копы, но суд никогда не признавал его виновным. Каждый раз Краунинга отпускали за недостаточностью улик. Во всех случаях девушка или парень, а также арестовывавший его офицер меняли свои показания в суде. В скобках были указаны суммы, которые агентство платило пострадавшим и копам в каждом деле. Иногда это были очень большие деньги. Я передал папку Макси.
Я сказал:
— Этот ублюдок содомит.
Краунинг бросил на меня беспомощный взгляд, открыл рот и тяжело задышал. В глазах бизнесмена вдруг появились слезы.
Второй листок содержал его послужной список в качестве коммерсанта. Он был важной персоной. Ему принадлежали большие участки земли и крупная недвижимость. Он занимался производством сукна в Массачусетсе и владел большой фабрикой по производству униформы в Джерси. Он был директором одного из нью-йоркских банков и соучредителем и долевым участником многих финансовых организаций.
Он являлся также почетным членом Американской ассоциации производителей. Он принадлежал ко всем патриотическим, антисемитским и реакционным обществам и группам, заботившимся о расовой и национальной чистоте рядов в стране. Они провозглашали самые благородные цели и самоотверженно размахивали государственным флагом до тех пор, пока кто-нибудь вкладывал в них деньги. Я протянул этот листок Макси:
— Настоящий патриот. Вон евреев и вонючих ниггеров; да здравствует белая Америка.
Я посмотрел на Краунинга. В его широко раскрытых глазах я прочитал испуг. Он нервно облизывал пересохшие губы.
На третьем листке подробно излагались его жульнические сделки с деловым партнером по имени Мориц. Здесь были изложены детали закулисных соглашений с профсоюзными боссами в Джерси, Массачусетсе и Нью-Йорке.
Отдельно рассказывалось о том, как он спекулировал и наживался на государственных поставках военной формы во время последней войны.
Был здесь и пункт, касавшийся уклонения от уплаты налогов.
Я протянул листок Краунингу. Я ничего не сказал. Он читал, часто моргая ресницами. Адамово яблоко на его горле ходило вверх и вниз, как будто он пытался проглотить комок. Он без конца облизывал сухие губы. Руки, державшие бумагу, мелко тряслись. Наконец листок выпал из его безжизненных пальцев.
Он с трудом прохрипел:
— Стакан
Келли принес ему воды.
— Нас не интересует это дерьмо, — сказал я, показывая на лежавшие на столе листки. — Нас интересует договор, который забастовщики и домовладельцы должны заключить сегодня в мэрии.
— А потом я смогу забрать эти бумаги? — спросил Краунинг.
— Нет, — ответил я, — мы прибережем их на будущее. Сейчас они нам не нужны, вы и так проиграли. Но позже они нам, может быть, понадобятся. На тот случай, если у нас вдруг возникнут размолвки и нам потребуется что-нибудь очень… очень убедительное.
— Теспус меня продал? — спросил Краунинг. — Он здесь? — Верзила кивнул в сторону офиса и встал. — Я хочу с ним поговорить.
Он направился к двери в соседнюю комнату. Малыш Келли преградил ему путь.
— Все в порядке, Келли, — сказал я. — Покажи ему, что там.
Келли распахнул дверь. Краунинг смотрел сквозь дверной проем с открытым ртом.
— Они все мертвы? — прохрипел он.
Я заглянул внутрь. Господи, они все выглядели мертвыми! Я зашел в комнату и посмотрел внимательней. Нет, все в порядке, — они просто спали глубоким сном.
Я подмигнул Максу и сказал:
— Да, они все мертвы.
Он с дрожью смотрел на распростертых на полу людей. Я мог себе представить, как подействовало на него это зрелище.
Он опустился в кресло:
— Можно мне выпить немного виски?
— Не сейчас, — ответил я, — сначала немного поговорим. Вы — крупная фигура в вашей ассоциации? Я хочу сказать — в ассоциации владельцев недвижимости?
— Я один из ее членов, — осторожно ответил Краунинг.
— Ваша ассоциация в дерьме, — сказал Макси. — Позвоните своим приятелям, чтобы они подписали договор.
— Я ничего не могу сделать в одиночку. — Он дрожал и говорил едва слышно. — Могу я позвонить своим партнерам и проконсультироваться с ними?
— Да, — ответил я, — но без фокусов. Мы будем слушать разговор. Если что — вам не поздоровится.
— Я понимаю. Мне не нужны никакие проблемы. Я хочу закончить это дело и уйти.
Я кивнул.
Он взял трубку и назвал номер телефона. Телефонный узел был тот же самый, что и у этого агентства.
Он подозвал человека по имени Мориц. Похоже, Мориц начал упрямиться. Краунинг повернулся ко мне. Я закрыл трубку ладонью.
Краунинг сказал:
— Я не могу его убедить, что мне делать?
— Пусть приезжает сюда. Он ведь недалеко, верно? — спросил Макс.
— Пять минут пешком, — ответил Краунинг. — Мориц хороший парень. — Он говорил заискивающим тоном. — Мориц белый еврей.
Мне захотелось стукнуть этого шмака. Но потом я подумал — какой в этом прок?
Через десять минут появился Мориц с деловым рукопожатием и механической улыбкой на лице. Он был высокого роста, худощавый, с гладкой лысиной. На лацкане его пиджака находился маленький золотой значок с алмазом. Это был масонский знак.