Однажды в Марчелике 3
Шрифт:
Он на всю жизнь запомнил необычное ощущение, когда почувствовал её взгляд… Взгляд девушки его мечты. Невысокая, стройная, в красивом платье и жакете с рюшечками, с ямочками на щеках и накрашенными помадой губами. Она остановилась и любовалась им из-под полей изящной соломенной шляпки…
Чем это было необычно? Да тем, что ещё пять дней назад она прошла бы мимо, не заметив Люка! Сына рабочего-алкоголика и уборщицы-пьяницы. Как мог он привлечь одну из тех прекрасных фей, что работали в администрации? Мозолями на руках? Грязью под ногтями? Усталым взглядом или синяками на теле?
А в это утро она
Его десятник, конечно, всё заметил. И исподтишка показал Люку кулак. Но его ничего уже не могло испугать, и никто не мог испортить ему настроение. Он вдруг увидел будущее! Будущее, где людей ценят по их заслугам, где красивые девушки влюбляются в героев, а не в кошельки!.. Где по небу скользят воздушные суда, а по ровным дорогам носятся самобеглые повозки!..
А потом в это будущее ворвались касадоры! Много касадоров. Много воллов. Много пуль.
А ещё крики, хаос, треск рухнувшей трибуны, попытки прицелиться. А затем пули, разрывающие тела товарищей. И страшный удар, подкинувший Люка на добрый ярд вверх – и отбросивший ещё на добрые два десятка ярдов… Спасительные два десятка ярдов! Потому что, прокатившись по мостовой и с удивлением осознав, что ничего не сломал и не вывихнул, Люк обнаружил себя рядом с трибуной!..
Там, среди обломков досок и жердей, обрывков флагов и баннеров, лежали тела раненых и погибших. За спиной Люка отряд касадоров азартно переламывал последние остатки сопротивления, штурмом брал офис политии, наводил пушку… А он, Люк, лежал среди крови и смерти. Зато живой и здоровый, а ещё готовый бежать и не готовый сражаться. Эту битву город Викторин проиграл вчистую…
Сбрасывая с себя оцепенение, Люк помотал головой. И случайно поймал взглядом знакомую шляпку, помаду и рыжеватые кудри. Девушка его мечты ревела у стены администрации, размазывая по лицу косметику и слёзы с соплями. Молодой человек даже подумал, что это должно бы выглядеть отвратительно… Но почему-то это было не так. Даже такая, ревущая, встрёпанная, грязная, она не вызывала у него отвращения – только нежность.
Грохнул выстрел, и бывшая армейская пушка плюнула снаряд в двери администрации. Взрывом по площади разметало камни, осколки стекла и щепки. Пробитые створки дверей сорвались с петель и с тяжёлым грохотом обрушились на мостовую… Люк видел, как девушка его мечты закатила глаза и сломанной куклой осела у стены.
Он бросился к ней! Сквозь дым, глотая пыль – по телам и обломкам. Добежал, склонился, проверил дыхание… Девушка была жива. Видимо, от страха бедняжка просто потеряла сознание. Впрочем, шансов выжить и не сойти с ума, по мнению Люка, у неё здесь не было. Он подхватил её на руки и бросился прочь, вливаясь в поток таких же бегущих солдат и политеев. А сзади, с криком и гиканьем, вбивая в спины врагов пулю за пулей, неслись касадоры на воллах, руша последнюю надежду на спасение – и себя, и прекрасной незнакомки…
Но Люк терпел и бежал. Руки ныли, ноги подкашивались, однако он почему-то не мог бросить спасённую девушку.
…Это утро начиналось для Ричарда Ричарда так же обычно и безрадостно, как и десятки других до него. Когда он пару лет назад приобрёл купальный фургон на с трудом скопленные, заработанные и просто, если уж честно сказать, украденные деньги, его будущее казалось сказкой про бесконечную ренту. Только успевай латать, красить и впаривать услуги богатеньким туристам…
И целый год так оно всё и было. А потом наступили времена перемен. Туристов стало мало, и купальщиков тоже поубавилось. Чтобы к нему ходили, Ричарду пришлось снижать стоимость аренды. Денег хватало впритык, и с каждым месяцем он ужимался всё больше и больше.
Не хватало уже на краску и ремонт, приходилось и на них экономить. Фургон постепенно терял товарный вид, отчего стоимость аренды снижалась до опасно низких значений. Сделай ещё чуть дешевле – и владельцы других фургонов просто начнут его бить.
Если бы Ричард изучал экономику, то знал бы, что экономика просто вступила в полосу рецессии. И теперь надо затянуть пояса, взять себя в руки и ждать. Но Ричард родился на рабочей окраине города. Он писать-то еле-еле умел. А счёту учился на примере вото, которые приносила мать с работы – и которые надо было ещё как-то распределить: на нужды свои, матери, братьев и сестёр…
Ричард мечтал, что будет помогать им, а в результате сам еле сводил концы с концами. Бесполезно просидев полчаса рядом с фургоном, он попросил знакомого последить за его имуществом. И пошёл к набережной: очень хотелось проверить, не спешит ли толпа приезжих, желающих искупаться, как это было раньше. Но толпы не было… По полупустой набережной прогуливались редкие отдыхающие и работники местных заведений.
Даже городских богачей видно не было…
«Куда они все подевались?» – подумал Ричард.
Со стороны администрации раздались какие-то хлопки и крики.
«Смотр армии же! – вспомнил молодой человек. – Забыл, вот чёрт! Можно было сегодня и не выходить…».
Он представил, как на площади Согласия и Порядка красиво выстроились ряды солдат в рыжей форме. Как радостно кричат люди, пуская в воздух хлопушки… А может быть, это солдаты дают залп в воздух. Ричард грустно вздохнул: он бы сходил посмотреть. Если бы, конечно, не забыл. Но вместо этого пошёл работать. И никакой надежды на клиентов сегодня не было!..
Он уже хотел было спускаться назад, к фургону, как тональность криков резко изменилась. Над городом пронёсся какой-то странный скрип и треск. А в воплях на площади отчётливо послышались боль и страх. Ричард замер. Что-то странное происходило этим утром в городе…
А затем молодой человек услышал раскатистый грохот и увидел бегущих людей. Солдат и политеев. А за ними, по улице, ведущей в центр города, неслась волна касадоров на воллах. Впрочем, Ричард мог бы поклясться, что видел среди них парочку жендармов, которые вечно всюду ходили со старым ривом…