Одни сутки из жизни обыкновенной попаданки или Мечты сбываются

Скворич Юлия

– Милая. Я весь твой, - хрипит он, скашивая глаза вниз, на наши сцепленные руки.

От него отваливается ещё пара чёрных кусков, затем его пальцы разжимаются и на этом дело останавливается. Я пытаюсь ещё несколько раз, почти не замечая боль. Но ничего не получается.

– Больше не могу, не получается. Почему?
– шепчу я.

– Хватит, - шепчет он, и я ошарашено пялюсь на него.
– Дальше я сам.

– Сомневаюсь, - фыркаю я, выщелкивая быстрый номер один в телефоне,

извини, Алан, за испорченный вечер - и вздрагиваю, когда чёрная рука снова цепляется за меня. Твою ж!

– Уходи, - выдыхает, - они близко.

Кто, блять, они? Ах, чёрт, точно! Скотт и Малия. Я, сегодня, бью все свои рекорды тупости. Надо делать ноги. Срочно.

– Ну, тебе точно помогут, что бы они не говорили, только притворись умирающим, примерно, как сейчас, - виновато улыбаюсь я, и срываюсь с места, в последний раз встретившись с ним взглядом.

Теперь, на высоте десяти тысяч метров над землёй, эти воспоминания кажутся чем-то нереальным. Чем-то отходящим от действительности, будто долго спала, видела себя в лесу Бейкон-Хиллс, моего чистилища, видела Питера, Всадников, Дикую охоту, и наконец, проснулась от кошмара, сидя удобном пассажирском кресле первого класса. Только это тот случай, когда кошмар остаётся даже после пробуждения. Спина напоминает о происходящем новой порцией жжения. Ладони в перчатках под обезболивающем горят - вообще атас, где ж тут забудешь. И такая вселенская усталость, что даже матом ругаться не хочется... Лишь снова, как во сне зажмуриваюсь.

Бежать больше некуда. С ними не договоришься, только наблюдаешь, как плеть, светящаяся мистическим неоновым светом, словно змея взвивается над головой. Удар кнута пришёлся прямо по спине. Я зажмуриваюсь, прижавшись к стволу дерева, готовясь очнуться на призрачном вокзале. Интересно, останется ли моя память? Или я буду как все, вечно ждать своего поезда? Может это и есть моё долгожданное наказание? Открываю глаза и... Ничего не происходит.

Вообще ничего не изменилось! Тот же Бейкон-Хиллс, тот же лес. Только звуки коней исчезающих в зеленом провале всадников. Их призрачная сила не подействовала, или меня просто не забрали. С силой выдыхая, я сползаю на сырой мох у корня сосны.

– У нас в меню индейка и форель, мэм. Что предпочитаете?
– сообщает вежливый голос стюардессы над ухом.

Глаза открываются. Ничего не происходит. Ничего сверхъестественного.

– Индейку. И шампанского повторить, если можно, - говорю я, вглядываясь в заставку на экране, на его трискель - единственное его фото, что Хейл оставил на моём телефоне, наверное, просто не знал, как удалить.

Из собственного мира вытолкнуло. В призрачном мире места не нашлось. А в этом мире... Кажется, пора перестать думать об этом. Люди сами в состоянии решить свои проблемы. Моя помощь здесь никому не нужна.

Я возвращаюсь в Лос-Анджелес.

2.4.

– Рад, что ты справляешься, - хвалит Алан, после очередной удачно завершённой операции. Как будто не он сам её проводил.

Я смотрю на

него совершенно идиотским взглядом. Если справляться - это мечтать каждый раз перед сном о том, чтобы не проснуться утром - то да, определённо я неплохо справляюсь.

Надеюсь, бедное животное выживет после моей "помощи". Я могла бы избавить несчастную кошку от мучений за полминуты, но Алан запретил пользоваться этим. Больше никогда.

Он собирался сделать из меня "более-менее помощника врача", как он сам выразился. Именно из-за него я спустилась со своего пентхауса и сутки напролёт провожу возле больных животных, оборотней Алан больше в свою клинику не пускает почему-то, даже плинтусы и двери из рябины поставил. По его требованию я обложилась справочниками, анатомическими атласами, энциклопедиями и слушаю всё, что он говорит.

Я теперь законопослушная девочка. Ни во что не ввязываюсь. Никого не спасаю... И если очень постараюсь, может быть стану нормальным человеком.

– Самое важное - базовые процедуры, остальное будет твоим опытом, такому не научат в медицинских колледжах, - говорит он, когда проверяет, как я наложила швы или повязку. Собственно, почти единственное, что мне пока позволено делать. Один раз, правда, наложила швы на сердечную мышцу, и один - на толстую кишку.

До сих пор не понимаю, зачем он это делает. Зачем тратит на меня время. Зачем все эти многочасовые лекции, зубрёжка, практические уроки, постоянные проверки? Зачем пообещал помочь мне с покупкой лицензии, когда научусь? Зачем я на это согласилась?

Очевидно, потому, что Алан добрейший человек на моей памяти, а я в этой жизни нагрешила достаточно, настолько, что обидеть его - будет самым хуевым поступком. Ну, вот опять - надо прекращать выражаться. Он не одобрит. Вот сейчас выгоню все эти тупые мысли из головы и прочитаю, наконец, эту главу.

– Мой пентхаус больше, - раздалось у двери, и я вздрогнула, отнимая ладонь от затылка, поднимая голову от справочника по расшифровке кардиограмм, чувствуя, как затекла шея от долгого чтения.

Никого не ждала в ближайшие две недели, - Алан, уезжая, обещал вернуться не раньше этого срока, даже клинику закрыли.

– Хоть бы обставила поприличней. Что это за убожество?
– сказал он дивану, на котором я сколько часов належала приходя в себя после неудачных и удачных "сеансов".

– П..привет Питер..., - голосовые связки плохо слушаются, если ими долго не пользоваться.

Хейл осматривает мои апартаменты с лёгким налётом презрения и усталости на лице.

– Ты последний кому я бы позвонил, но я боюсь за неё, с каждым днём становится всё хуже, - Дитон тяжело вздыхает, и оборотень слышит его.

– А, я здесь причём? Ищи моего психованного племянника, это он во всём виноват.

– Он не отвечает.

– И что? У неё полно денег, пусть купит себе Феррари и сбросится с обрыва.

– Питер, она тебе жизнь спасала, не один раз, между прочим! Хотя бы поговори с ней...