Одни сутки из жизни обыкновенной попаданки или Мечты сбываются

Скворич Юлия

– Так нельзя, - возражает Хейл, кивая на телефон.
– Я не могу так с ней поступить.

– Потому, что она ошибалась? Потому, что раньше ты совершал ошибки? И теперь не можешь себя простить? Все ошибаются когда-нибудь, Дерек, и это не означает, что ты не заслуживаешь другого отношения.

Дитон раздражённо смахнул телефон в верхний ящик с инструментами. Он чертовски устал от попыток убедить этих двоих, в том, что они оба достойны того единственного, светлого, что не каждому удаётся испытать. Им повезло. Но Иванова никогда

не признается даже себе, а Хейл никому не позволит относиться к себе иначе, чем он сам к себе относится. Выходит, случай безнадёжный. Дитон в очередной раз вздыхает и отправляется в вольер за очередным пациентом. Меньше всего он хочет сейчас видеть упрямого оборотня.

– Она не знает кто я такой и на что способен, - мрачно говорит Хейл, когда ветеринар возвращается с животным, завёрнутым в одеяло.

– Она знает о тебе больше, чем ты сам, - возражает Дитон, и кладёт беременную самку лабрадора на стол. Щенки у собаки должны были появиться неделю назад.

Хейл чувствует, что животное испытывает боль. И кладёт широкую ладонь на раздувшийся живот. По венам оборотня ползут вверх черные струйки. Животное смотрит на него с благодарностью, тяжело вздыхает, и умиротворённо кладёт голову на подстилку.

– Она не умеет останавливаться, - поджимая губы, выдвигает Хейл, убирая руку.

– Не умеет, - согласно кивает Алан.

– Я стану причиной ее смерти, - сокрушённо заключил оборотень.

– Ты стал причиной её жизни, - отчётливо произносит Дитон, подключая аппарат УЗИ.

– М-м-м?
– непонимающе мычит Хейл.

– Думаю, она попала сюда потому, что собиралась покончить с собой там, - поясняет Алан, озвучивая одну из своих гипотез, основывающихся на наблюдении за этой странной девчонкой. Он надеялся, что это прозвучит вдохновляюще, но реплика произвела обратный эффект.

– Я всем причиняю боль, - Хейл начинает злиться, по большей части на себя.
– Ответственность... Она не приходила в себя, мне пришлось вскрыть ей рану! Что если в следующий раз она не проснётся?

– Ты сделал это, чтобы привести в сознание, ты ей жизнь спасал, - устало объяснял Дитон, и придвинул к себе стол, прижимая сенсор к животу уже спящей собаки. Если он сейчас найдёт любое, малейшее отклонение, придётся делать срочную операцию, и о сне придётся забыть. Но патологий не наблюдается. Алан тяжело вздыхает, похоже, придётся лететь в Бейкон-Хиллс.
– Ладно. Я буду там утром.

Он отворачивается от Хейла, давая понять, что устал от бессмысленного разговора. И тот сгребает куртку со спинки стула.

– Вернёшься?
– вопрос друида застаёт оборотня у самой двери.

– Не думаю.

– Что ей сказать?

– Чтобы не искала, - отвечает Хейл и выходит.

2.3.

Первой мыслью тогда было: - И что теперь делать? Как жить?

Единственным смыслом этой ебучей жизни было то, что я ещё как-то могу ему помочь. Но не теперь, не тогда, когда

он сам этого не хочет и не примет.

Найти его и попытаться всё объяснить? "Извини Дерек, я скрыла правду, и ещё я имею навязчивый психоз в отношении тебя, но ты не бойся, я всего лишь чудовище, которое предаёт тебя и преследует, чтобы снова сделать больно твоему сердцу!"

Несколько месяцев прошло, пора бы и привыкнуть к мысли, что больше его не увижу, и возвращаться в столицу, но нет... Я приклеилась к Бейкон-Хиллс, уже стала его неотъемлемой частью. Это мой гребучий бермудский треугольник , который не могу покинуть. А без Дерека здесь не думается и не живётся. Не дышится.

Я хочу всё забыть. Но зачем тогда сделала тату трискелиона на плече? Ошиваюсь в лесу ночами, в надежде, что какой-нибудь охотник ошибётся и пристрелит меня или сожрёт оголодавшая пума. Но зачем тогда оставляю "маячок" Алану, на всякий "пожарный"? Я просто трусиха, что не решается сделать последний шаг и прекратить этот кошмар. Барахтающаяся в закипающей воде лягушка.

С деньгами, я могла бы вообще не выходить из комнаты, полностью вернувшись к первоначальному состоянию. Но я ещё шевелюсь... Наверное, просто не хочу возвращаться к той прошлой жизни. Наверное, это лучше, чем сидеть на постели и гореть адовым пламенем вины, снова. Каждый вечер. Нескончаемый огонь моей личной преисподней.

Кстати, о пожарах: что это за невыносимая вонь? И мне даже не надо быть оборотнем, чтобы найти её источник. Вот он, на прогалине между деревьев. Опять торчки огонь разводили и не затушили, долбоёбы...

Я хочу наступить на дымящуюся кучу, чтобы затушить, но она внезапно дёрнулась, как фильме ужасов, заставив меня отскочить на полметра и выругаться. Куча издаёт слабые хрипы. Преодолевая Кинговский барьер, я подхожу и склоняюсь ближе.

Быть того не может... Совсем рехнулась со своими психозами. Как я могла забыть?!

– Питер? Ты?!..

Дикая охота началась, а я даже не заметила. Ну, и как меня назвать после этого?

Чёрная куча открывает красные щёлки, видит меня, и вроде как пытается открыть рот, но из обугленного провала лишь немного воздуха с сипом выходит.

– Господи, тебе же больно. Сейчас.

Бросаюсь на землю и хватаюсь за то, что предположительно должно быть его рукой. Он ещё дышит, а значит, я могу успеть. Уголь осыпается с кучи, придавая ей человеческую форму. А ладони мои начинает невыносимо жечь, будто я их на плиту положила. Не выдерживаю и отдёргиваю их, любуясь на покрывшуюся пузырями кожу. Ни разу не забирала ожоги.

– Какая встреча, - хрипит он, - я думал, меня ничто не удивит.

– Заткнись, - от души прошу я, и собравшись с духом, снова прикладываюсь к его руке.

Тело приобретает красноватый оттенок местами, но чернота ещё не спадает. Хейл делает глубокий вдох, и у меня создаётся впечатление, что он не мог дышать долгое время.

– Лучше? Ещё?
– спрашиваю я, игнорируя, как боль расползается по предплечьям.

Его рука дёргается и сжимается на моей. Жутковатое зрелище.