Одно сплошное Карузо (сборник)
Шрифт:
Не знаю уж, как можно громко просвечивать, однако и не удивляюсь этому в эпоху постмодернизма. Удивляюсь тому, как можно произвольно интерпретировать чужие соображения.
Свою статью в американскую газету я написал, в принципе, по мотивам выступления на Радио «Свобода» летом прошлого года. Среди прочего я рассказывал там о своей поездке совместно с представителями Российского Литфонда на латвийский курорт Дубулты для переговоров о судьбе бывшего Всесоюзного дома творчества.
В связи с этим профессор Викснинс пишет: «Это весьма благородно, что Аксенов предложил создать там «международную колонию балтийских писателей вместо уютного игорного притона для балтийских мафиози». Я лично с большей вероятностью отправлюсь
Вот так аргументация! Не его дело, да и только! Какие бы ты соображения ни выдвигал, они могут быть даже благородными и резонными, не лезь с ними, потому что это не твое дело. А почему, собственно говоря, не мое дело? Почему писатель не может писать на тему, которая его заинтересовала, и выдвигать предложения, которые ему кажутся резонными? Ведь это же не директива и даже не деловые предложения, это просто-напросто писательское эссе, в конце концов.
Профессор Викснинс не говорит, почему это не мое дело, почему я не могу касаться судьбы писательского Дома творчества, в котором я в прошлом провел немало дней, сочинительствуя и работая над текстами своей прозы, однако это легко читается во всем тоне его заявления. Дом творчества «Дубулты» находится на территории ныне свободной Латвии, а ты, Аксенов, хоть ты волею судьбы и стал профессором американского университета и гражданином США, все-таки являешься этническим русским, то есть принадлежишь к нашим вчерашним поработителям, и потому это не твое дело!
Если же я вам скажу, профессор Викснинс, что ваши поработители всю жизнь были и моими поработителями, вы этот аргумент отвергнете по причине моей этнической принадлежности. И все-таки я это скажу и еще добавлю, что отношу к своим поработителям не только несметные полчища русских коммунистов, но и довольно многочисленный отряд латышских «красных стрелков», и еще добавлю, что среди следователей по делу моей матери Евгении Гинзбург, рядом с русским и татарином, был и очень активный латыш, капитан НКВД Веверс [333] .
333
См. «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург.
У них, поработителей, был свой интернационал, а у нас, писателей и интеллектуалов, есть свой. Люди этого интернационала всегда будут отвергать все проявления догматизма, в том числе и узконационалистическую косность. Мое «латвийское» эссе было написано не с позиций русского шовинизма, а с позиций все того же космополита, западника и перекати-поле. Именно поэтому оно, очевидно, и не понравилось в Банке Латвии.
Уместно тут вспомнить, чем была Прибалтика для русских писателей моего поколения. Ее недолгая свобода разлила над теми берегами такую стойкую ауру, что мы как завороженные приковывались взглядами к закатам за готическими шпилями. Анатолий Гладилин писал о перекрестках этой «малой Европы», которая за «железным занавесом» заменяла нам Европу большую. В 1960 году, попав на военные сборы корабельных врачей, я был очарован Таллином, и именно в Эстонию сбежали юные герои «Звездного билета» в знак протеста против стереотипов советской жизни и официальной комсомольской романтики.
В шестидесятых годах в Дубултах каждую зиму возникала вольная колония русских и прибалтийских молодых писателей. В июньские белые ночи мы вместе с латышами собирались вокруг костров полулегального национального праздника «Лиго». Однажды, когда этот праздник был полностью запрещен как буржуазный и националистический, мы со сцены актового зала Рижского университета потребовали: «Руки прочь от Лиго!»
Как-то раз трое ребят в Пирита ночью показали мне подкладки своих пиджаков. Там были нашиты четырехугольные
Молодые писатели в те годы никогда не изображали из себя по отношению к прибалтам омерзительную фигуру «старшего брата». Напротив, мы испытывали некоторый пиетет по отношению к нашим европеизированным собратьям хотя бы потому, что некоторые из них не забывали пользоваться салфеткой. У меня была масса друзей среди прибалтийских писателей, киношников, музыкантов, особенно много в Вильнюсе, чуть поменьше в Риге и Таллине. Мы никогда не спорили о балтийской свободе, потому что она была непреложной частью общего контекста. И вот теперь, оказывается, все это, даже и в сугубо литературном ключе, не наше дело.
В январе 1991 года я был в Москве. Вдруг начались панические звонки: все кончено, перестройка задушена! Спецчасти атакуют литовское телевидение, в Риге ОМОН собирается захватить здание Верховного Совета. Я вышел на улицу. Пушкинская площадь бурлила, как сверху, так и в подземных переходах. Народ собирался кучами, отовсюду слышались слова: Литва, Латвия… Вспоминая 1968 год, вторжение в Чехословакию, я подошел к одной большой группе. В те далекие уже времена основная масса московского люда была настроена против чехов. Кричали: Фашисты! Гады! В Германию хотели переметнуться! За что мы боролись! Что-то в этом роде я ожидал услышать и сейчас. Услышал – противоположное. Уличная братия громко кричала хулу «коммунягам» и поддержку литовцам и латышам. Один пытался их урезонить. Что вы орете, братцы, в тюрьме все окажетесь! Братва повернулась к нему с большими неприличными жестами. Это, может, ты в тюрьме окажешься, а мы больше никогда!
Тогда я понял, что психология народа полностью переменилась и к прошлому им, нашим общим поработителям, уже не повернуть. Очень жаль, если теперь все начнет снова загибаться в каком-то хоть и новом, но снова паршивом, антидемократическом направлении.
Итак, я русский шовинист, поскольку в своей статье в «Вашингтон пост» упомянул о закрытии в Риге самого передового и широко известного городского театра, русского Театра юного зрителя, а тот, кто этот театр закрыл, – латвийский патриот. Все очень просто, такие нюансы, как «держиморда» и «либерал», уже никому не нужны.
Мой оппонент профессор экономики из Джорджтаунского университета Джордж Викснинс, видимо, часто бывает на своей родине в Латвии и знает обстановку достаточно хорошо. Тем не менее он критикует меня за то, что я написал о напряжении между латышами и русским меньшинством. Конечно, говорит он, генералы и полковники КГБ, расположившиеся на уютных дачах вдоль Рижского взморья, должны чувствовать себя неуютно в эти дни. Многие, возможно, должны предстать перед судом за соучастие в казнях, арестах и высылках сотен тысяч балтов.
Ну, вот уже я и оказался защитником генералов и полковников КГБ. В самом деле, где им еще найти более ревностного адвоката? Странно очень строится полемика: оппоненту не нравится один аспект, и он для того, чтобы отвергнуть, тут же подменяет его другим. Среди миллиона русских душ, населяющих Латвию, далеко не все являются генералами и полковниками КГБ, сидящими на приморских виллах, а напряжение между тем существует и все усиливается. Это меньшинство слишком велико, чтобы смириться с ролью граждан второго или третьего сорта или вообще не-граждан. Поэтому я и писал о том, что латвийские власти, отказывая им в правах, вместо того, чтобы сделать из них законопослушных граждан демократического государства, готовят бомбу замедленного действия.