Одноклассники бывшими не бывают
Шрифт:
Илья потянул вниз с моего плеча старую рубашку, которую я накинула, переодеваясь впопыхах, и открыл широкую кружевную лямку сложного цвета — что-то среднее между шампань и слоновой костью. И немножечко крем-брюле. Мне показалось, что белье такого оттенка очень подойдет для уик-энда в Париже.
Судя по участившемуся дыханию Соболева — он вполне оценил и без Парижа. Его губы обожгли кожу под этой лямкой, пуговицы рубашки как-то сами собой расстегнулись, а полы разошлись, чтобы дать волю рукам.
Я развернулась к нему, с наслаждением скользя
И, кажется, не разочаровалась.
Мышцы напрягались под моими прикосновениями, вырисовываясь даже под тканью.
Он спустил рубашку с моих плеч и окинул приготовленные для ночи во Франции кружева восхищенным взглядом.
— Можно считать, что простила?.. — пальцы замерли в сантиметре от моей кожи, и я сама подалась к нему, без слов отвечая на вопрос. Но в тот самый момент, когда я запустила пальцы под футболку, проходясь острыми ногтями по твердому мускулистому животу, с дивана раздался недовольный писк.
Я рассмеялась.
Вот тебе, Соболев, наказание за чадолюбие. Только эта быстро вырастет и станет самостоятельной независимой кошкой, а у человеческого ребенка к этому моменту как раз и начинается все самое интересное.
Он закатил глаза и пошел выяснять, чем Пискля опять недовольна.
Пришлось ей заменить остывшие бутылки с водой на горячие, а вместо руки мелочь согласилась удовлетвориться нагретой резиновой игрушкой. Моя уточка для ванны никогда не предполагала, что ей придется стать приемной матерью маленькой бело-рыжей кошке.
Пока я пристраивала их друг к другу, убеждая Писклю, что мять резиновый бок надо помягче, а то мама так быстро кончится, Соболев кому-то звонил и о чем-то договаривался.
Я вернулась к нему с твердым намерением продолжить на том месте, где мы остановились — разве что немного отмотать назад, потому что пришлось накинуть рубашку обратно. Пискля спала, смесь для нее была заготовлена на три следующих кормления, у меня в доме был мужчина, привлекательный со всех сторон — и как мечта моих пятнадцати лет, и как горячий любовник для зрелой женщины в рацвете своей сексуальности.
Что могло пойти не так?
Например — могли позвонить в дверь в тот момент, когда я уже расправилась с его футболкой, а он повторил фокус с пуговицами на моей рубашке и обжигающими сквозь тонкое нежное кружево поцелуями.
— Да кого там черти принесли! — возмутилась я так громко, что проснулось маленькое чудовище в коробке и вопросительно пискнуло. — Спи, маленькая. Сейчас я всех убью и мы продолжим.
— Я сам открою, — сказал Соболев и прямо так, без футболки, отправился в прихожую. Вот это наглость! Он уже распоряжается в моей квартире как у себя дома!
Несколько сладких минут я мечтала о том, чтобы за дверью оказался мой бывший муж. Давно хотелось продемонстрировать ему что-нибудь
Но вряд ли мне обломится такая радость. Бывшенькй уже месяц как даже в мессенджерах перестал интересоваться, как у меня дела.
Так что пусть там будет соседка тетя Валя, у которой периодически едет крыша и ей начинает казаться, что я играю на флейте. По этому поводу она любит являться ко мне часа в три ночи или за минуту перед Новым Годом, чтобы вежливо попросить делать это потише или хотя бы сменить русский блатняк на что-нибудь классическое.
Я всегда завидовала людям с богатым воображением, но вот так, чтобы представить русский блатняк, исполненный мною на флейте — это, по-моему, как раз причина, по которой у тети Вали сдохла кукушечка.
Минут через пять любопытство стало совсем невыносимым, и я со вздохом накинула на себя многострадальную рубашку, чтобы пойти посмотреть но Илья наконец нарисовался в дверях с парой бутылок шампанского в руках.
— Я решил, раз Париж отменяется, то почему бы нам не устроить Париж прямо тут? Ты проголодалась? Я заказал кое-что из французского ресторана. Имитируем поездку без этих скучных самолетов.
— Ты тоже думаешь, мы бы не выбрались дальше номера? — я улыбнулась, позволяя рубашке соскользнуть с одного плеча.
— Можем наклеить табличку с названием гостиницы на дверь, — предложил он, не делая никаких попыток воплотить это в жизнь. У него были другие планы: — Я не понял, почему ты опять одета? Я хочу ту прекрасную женщину в одном белье среди простыней.
Мы успели и пообедать, и снова накормить Писклю, которая никак не могла понять, в чем секрет, почему мама-утка в одном месте, а еда в другом, и снова оказаться в постели. Соболев оценил по достоинству не только кружева, зацеловав каждый сантиметр кожи под ними, но и нежно-розовый лак на пальцах ног, оттенок которого подбирала лично Раиса. Я еще поспорила с ней, утверждая, что ни один мужчина не обратит внимания, есть ли у меня вообще педикюр, а тем более не заметит цвет лака. Но она только загадочно улыбнулась.
Сейчас, когда Илья обнимал пальцами мои щиколотки и мурлыкал, целуя каждый пальчик, я понимала, что проиграла ту битву вчистую.
Это был нежный и долгий день — нам не нужно было ни торопиться обратно к одноклассникам, ни куда-то ехать, ни думать о грустном. У нас было все, что нужно для счастья: мы сами, еда, шампанское и крошечный бело-рыжий котенок.
Без котенка это счастье было бы не таким полным, даже в Париже.
На закате, когда солнце золотыми лучами пробило насквозь легкие светлые шторы, Илья хитро улыбнулся, достал планшет и вывел на нем фото с Эйфелевой башней. Пристроил его на подоконнике, открыл еще одну бутылку шампанского и вручил мне бокал.