Одноклассники бывшими не бывают
Шрифт:
— Видишь, мы вообще ничего не потеряли, — сказал он, с тихим звоном касаясь своим бокалом моего, а потом потянулся за поцелуем.
Кажется, я все-таки не прогадала, согласившись дать ему шанс.
«Я на рождающуюся луну — загадаю,
Чтобы любовь твоя ко мне рождалась…»
Никогда не верила в магию. Но почему-то тоненький серпик новорожденной луны заставлял меня вспоминать сочиненное больше пятнадцати лет назад заклинание. Тогда я так легко разбрасывалась словом «любовь», а сейчас его мучительно страшно было
Ведь если это любовь — то все меняется. Все становится серьезным.
Если это любовь — то нельзя просто сказать: «Уходи» и выключить телефон, как в юности.
Мы стали взрослыми людьми, на которых любовь накладывает обязательства, даже если предмет любви ничего не требует.
Нельзя сказать: «Сейчас мы вместе, а там посмотрим» и просто выбегать гулять по улицам за руку и целоваться, прячась за деревьями.
Надо как-то вмещать человека в свою жизнь. Выделять ему полку в шкафу и место для бритвы в ванной.
Если это любовь.
Когда-то я его любила. Так сильно, как умела.
Но и мужа я любила тоже. Иначе, более приземленно и реально.
А сейчас?
Люблю ли я его сейчас?
Тоненький серпик плыл по темно-синему небу и был точно таким же, как полтора десятилетия назад. И так же ничего мне не обещал.
Илья набрал в шприц подогретое молоко и склонился к коробке, где у Пискли уже поселилась не только мать-уточка, но и наполненная теплой водой хирургическая перчатка, которая была назначена мамой номер два.
— Пей, котинька… — он гладил малышку по чистенькой и уже начавшей сиять шерстке. — Расти большой и самостоятельной кошкой. А как вырастешь, все-таки отпустишь нас в Париж, да, халёсенькая?
Я прижалась к его спине, целуя горячую кожу гладкого плеча.
— Месяца через три если только, к осени, — заметила я.
— К осени… — Илья нахмурился и так глубоко о чем-то задумался, что Пискле пришлось подцепить его руку когтем, чтобы напомнить о себе.
Неужели он беспокоится о том же, о чем и я?
Протянем ли мы так долго?
********
Пятничным утром все нормальные люди просыпаются с предвкушением праздника.
С мыслью, что сегодня можно будет наконец оторваться, не спешить домой, чтобы приготовить ужин и лечь спать пораньше.
С ощущением, что впереди целая вечность свободы и отдыха. Надо только пережить один несчастный рабочий день, с середины которого никто уже толком и не работает — шатаются по офису с неприкаянным видом и нетерпеливо смотрят на часы.
Уже выпит весь чай и подъедены печеньки, пересказаны сплетни и разложены пасьянсы, прочитаны новости, всем, кто неправ в интернете — разъяснено. Остается только смотреть, как медленно тянется последний час рабочего дня.
Зато потом — свобода!
С тех пор, как я стала заниматься украшениями, я совсем перестала следить за днями недели, только иногда удивлялась,
В эту пятницу я проснулась с мыслью, что праздник заканчивается.
В квартире пахло свежесваренным кофе, коробки с Писклей рядом с кроватью не было, зато с кухни слышалось ритмичное мурлыканье — Илья умудрился встать раньше меня и что-то напевал, пока возился там, позвякивая посудой.
По пути в ванную я бросила всего один взгляд на залитую солнцем кухню и умерла от умиления. Маленькая рыжая кошка валялась в своем гнезде пушистым толстым пузом вверх, а Соболев в одних джинсах и босой колдовал у плиты, помешивая кофе в турке. Солнечные лучи путались в его светлых волосах, обливали золотом загорелую кожу на плечах и я не смогла пройти мимо, я должна была их поцеловать!
Илья поставил передо мной чашку кофе и нежно чмокнул в нос.
— Ужасно не хочется на работу, — пожаловался он. — Первый раз в жизни со мной такое.
— Понимаю, — кивнула я, осторожно пробуя кофе. — Это было лучше Парижа. Кстати, кофе обалденный.
— Врешь, а приятно, — Соболев отпил из своей чашки и поморщился. — Твой вчера был вкуснее.
— Даже такой наглой лестью ты меня не заставишь варить тебе кофе, — фыркнула я.
— Согласен варить его каждый день, лишь бы просыпаться по утрам с тобой.
От его прямоты у меня захватило дух.
С самого начала захватывало, но сейчас он уже не говорил намеками, как в лимузине, и его чувства не прятались за толщей лет, как в армейской истории.
Я сидела, смотрела в упор в светлые глаза, в которых резвились золотистые искры солнца, а казалось — лечу в бесконечную пустоту космоса, настолько это было нереально.
Сделала еще глоток горького кофе, даже не вспомнив о порционных сливках, которыми не решилась напоить Писклю. Надо было как-то приземлиться, вернуться в реальность. Даже моя любовь к мужу не была такой фантастической. С ним было как-то очень по-земному: страсть, секс, подписи в загсе.
А с Ильей никак не развеется эта радужная дымка первой любви.
Он тоже продолжал смотреть на меня, забыв о чашке в руках.
— Интересно, чем я заслужил это утро с лучшей женщиной в мире? Вроде не спасал от голода африканских детей и не изобрел лекарство от рака. За что такой подарок? — он смягчил слова, которые могли бы быть и моими тоже, улыбкой. — Пойти на эту встречу выпускников было лучшим решением в моей жизни.
— Ты меня даже не узнал сначала! — возмутилась я больше от смущения, чем всерьез.