Однокурсники
Шрифт:
Но сердце ее совсем еще не говорило, вплоть до знакомства с Ваней.
Таких студентов она еще не знала. Его «водворили» на место жительства, и это ее сразу стало "подмывать".
Она сама с ним познакомилась, и через несколько недель они уже "поженихались".
И тогда ее стало тянуть в Москву — учиться — сильнее, чем было, когда она только что кончила гимназию.
Учиться вообще очень тянуло; но чему?
Она стала и тогда уже задумываться над тем, что зовут "призванием".
Курсы?..
Другой дороги нет. Литература — беллетристика требует таланта, а то век будешь переводчицей или плохой компиляторшей.
Разве нельзя испробовать чего-нибудь другого?
С ее лицом, бюстом, ростом она, быть может, призвана совсем не к педагогии. Здесь медицинских курсов нет, а только высшие общие.
Да и тут надо бы допросить самое себя построже: что ее сильнее привлекает — математика с естествознанием или словесные науки?
По математике она шла хорошо; но ведь то гимназия, а не факультетская программа. И по словесности нынче
"мода" заниматься по разным специальностям… История, всемирная литература или там «фольклор» — тоже модный предмет.
Третий день живет она в Москве, начались хлопоты, и вряд ли она попадет на курсы.
Придется, кажется, удовольствоваться какими-то
"коллективными" уроками.
А если она будет принята — надо сейчас же подчиниться правилам или жить у родственников, или в общежитии.
Родственников она отыскивала. Оказалась какая то глухая старуха с племянницей, хворой девицей. С ними была бы нестерпимая тоска жить в одной квартире, да и комнаты у них свободной нет. В общежитии не сразу найдешь вакансию; а если бы и нашлась — тоже не особенная сладость.
Гимназисткой она жила у дальних родных отца, на полной воле; а дома, при отце, и подавно.
Хозяйка вот этих комнат — тоже что-то вроде интерната
— уже внушала ей, что позднее восьми часов вечера не рекомендует принимать гостей мужского пола, "особливо господ студентов".
А вчера Ваня заходил за ней в исходе осьмого и проводил из ресторана поздно, в начале второго. Их впускал швейцар. Он, наверное, доложил хозяйке на счет
"новоприезжей барышни".
И та ей сделает внушение.
Комната — неважная, узкая, на двор; еле-еле нашлось места для ее вещей. Хорошо, что она привезла свои подушки, белье и одеяло. Все это от хозяйки очень скудное. Так же и еда. Столоваться обязательно тут же. Одного обеда — мало. К вечеру начинает "подводить".
Вчера она еще могла пойти поужинать со студентом в гостиницу, где было много народу, — "под машину"; а когда поступит в курсистки —
Еще менее — жить в одних номерах, как она мечтала у себя еще не так давно, и Ваня повторял тогда, что это можно будет устроить.
Теперь выходит не совсем так.
И вообще, она ожидала, что Ваня здесь, в Москве, "развернется вовсю". Она имела повод считать его настоящим студенческим вожаком.
А ему как будто не по себе. Совсем у него не такой вид, какого она ждала.
Разумеется, он очень обрадовался, много целовал ее, был даже особенно нежен.
Но в нем нет яркого подъема духа, хотя он ни на что еще не жаловался. Дела его идут хорошо. У него есть частная литературная работа, и он очень доволен тем, что «просуществует» на свой счет всю зиму и внесет за себя, за второе полугодие, из собственных денег.
А она? Бедный ее «папа» души в ней не чает и все свои «копеечки» собрал, чтобы снарядить ее… Когда она будет в силах сама себя поддерживать?
Печататься в газетах, искать уроков?.. Сотни их жаждут того же. Если и перепадет что-нибудь насчет переводов, так от Вани. Да и не знает она достаточно хорошо ни французского, ни немецкого, — даром что получала по пяти. Читать может французские книжки; но немецкие — труднее; да и самой надо владеть русским слогом, и не так, как годится для сочинений в гимназии.
Все это Надя Синицына перебирала в своей живописной голове, пока умывалась и приводила себя в порядок. Ваня хотел быть тотчас после десяти. Она напоит его чаем.
Вот и насчет свиданий с ним…
Если она поступит в общежитие — это будет очень стеснительно. И к нему ходить — тоже не особенно ловко. Он живет в студенческой меблировке.
Не на улице же видеться?!
Они мечтали немало о том, как заживут, когда он кончит курс: но до того времени пройдет чуть не целый год.
Чтобы жениться, студенту надо выйти, хотя на время, а это ему — в его особом положении — совсем некстати. Замужние курсистки, кажется, могут быть; по крайней мере, она о таком запрете что-то не слыхала.
Но опять-таки надо ждать.
Да она и не желает его торопить. Когда они обручились, она, при его матери, говорила ему не один раз:
— Знай, Ваня, я ничего обязательного не допускаю. Не смотри на наше обручение как на кабалу. И ты и я — мы люди свободные. Как сердце скажет, так и решим окончательно.
И это ему тогда очень по душе пришлось.
Вчера у них, из-за пьесы, вышел горячий спор.
Это была та самая вещь, которую Заплатин смотрел на днях в театре Каретного ряда. Она о ней читала в газетах и там еще, дома, мечтала пойти, как только приедет в Москву.