Одолень-трава
Шрифт:
— Ну, мои милые, пора и подкрепиться. — Елена Петровна разложила на небольшой зеленой полянке съестные припасы и потихоньку от всех приняла сердечное. Ей было нехорошо. Не замечая этого, все накинулись на еду и, жуя, озирались по сторонам.
Место было странное: на первый взгляд, вроде приветливое, но в то же время тревожное какое-то… Круглое, как блюдо, болотце обрамлял густой ельник, поросший черничником. Кустики были усыпаны зелеными, еще неспелыми ягодами. Ряска, яркая, свежеумытая и приятная на вид, кое-где расступалась на воде, и в разрывах виднелась иссиня-черная, блестящая как мазут вода. Лягушек не видать было, слабо пошевеливались
— Кукой, а почему это место называется «Ведьмин колодец»? — спросила Ксюн.
— Говорят, ведьмы, да и сам водяной, любят здесь воду пить. Вкусная для них, говорят, водица!
— Надо попробовать! — заявила Кутора и бочком стала спускаться к болоту.
Скучун с криком «Куда ты, стой!» в два прыжка догнал ее, схватил в охапку и водворил на берег.
— Тут надо быть настороже. Не нравится мне это место. — Скучун все время напряженно думал о чем-то. — Бабушка Елена, вы нашли то, что хотели? Ведь, если я правильно понял, мы шли сюда, чтобы отыскать что-то очень важное…
— Да-да… — рассеянно пробормотала Елена Петровна, пристально вглядываясь в болотную зелень. — Пока что-то не вижу… Ах нет, вон там есть одна! — и она, как-то сразу помолодев, рассмеялась, указывая рукою на противоположный бережок. — Вон, вон, смотрите… Да какая крупная!
— Кто? — в один голос воскликнули все.
— Кувшинка! Белая кувшинка — водяная лилия. Я ни за что не отпустила бы вас без этого цветка. Мало кто знает, что кувшинка — это «одолень-трава», которая одолевает все злые чары и козни недобрых сил…
Елена Петровна поднялась и пошла по берегу вокруг болота туда, где красовался на воде единственный белый цветок.
— Зачем вы туда идете? — в тревоге крикнул Скучун.
— Чтобы сорвать ее, конечно! — бабушка была уже на том берегу. Что-то плеснуло в воде: то ли рыба, то ли ком земли сорвался с берега, ряска заколыхалась, а темное бревно сдвинулось с места.
— Стойте, не подходите к краю воды! Я сейчас… — Скучун изо всех сил бросился бежать к бабушке Елене, но поспевал он не слишком быстро из-за своих коротеньких мохнатых лапок. — Ох, еле успел! — Он вцепился в руку бабушки Елены и, бормоча еле слышно какое-то заклинание, увлек ее обратно к полянке.
— В чем дело, чудак, чего ты испугался?
— Сейчас… — Скучун глубоко вздохнул и вытер мокрый от волнения нос. Все в изумлении уставились на него — все произошло так быстро, что никто ничего не понял…
— Я расскажу вам одну легенду, и вы сразу поймете. Ну, слушайте… — Скучун уселся на травку и, глядя на золотисто-розовую гряду закатных облаков, начал.
Давным-давно, в далеких краях жил водяной. Он был страшен, как смертный грех: грязный, пропахший болотной тиной, с глазами, похожими на тусклые гнилушки, с лягушачьими лапами вместо ног. Никто не хотел идти за него замуж: ни феи лесные, ни земные девушки. А ему того уж больно хотелось! Вот и задумал водяной добыть жену хитростью. И решил он завлечь в свое болото прелестную девушку — графскую дочь, золотоволосую Мелинду, которая жила в замке на высокой горе.
Как-то раз служанка Мелинды заметила на болоте невиданные цветы — желтые кубышки — и сразу рассказала о них своей госпоже, которая больше всего на свете любила цветы. Та, конечно, захотела взглянуть на них и отправилась на болото.
Цветы так понравились
Служанка Мелинды все видела, страшно перепугалась и побежала скорей к графине — матери Мелинды, чтобы рассказать о несчастье… Невозможно и представить себе горе графини. С тех пор каждый день ходила она на болото и в слезах призывала Мелинду…
И вот однажды осенью подошел к ней аист и сказал человечьим голосом: «Жива твоя дочь, графинюшка! Ее похитил сам водяной. Но не отчаивайся. Быть может, старый колдун, что живет за болотом, поможет тебе… Ступай к нему».
Графиня отыскала колдуна и, осыпав его золотом, молила помочь ей. Взяв золото, тот сказал: «Зови свою дочь девять утренних и девять вечерних зорь на том месте, где пропала она. И если не стала она еще женой водяного, вернется к тебе…»
Так и сделала мать-графиня, и на последней, девятой зорьке вдруг услышала голос из болота: «Поздно, родная матушка, поздно ты зовешь меня… Ведь я стала женой водяного и теперь навеки ему подвластна. Он только один разочек позволил мне увидеть тебя. Скоро зима, улетят птицы в жаркие страны, и мы с мужем уснем на ложе из тины до самой весны. Летом я, милая матушка, пошлю тебе весточку, что жива и здорова… А теперь — прощай!»
И вот весна сменила зиму, и наступило лето.
А старая графиня все ходила на болото, сердце ее разрывалось от боли, душа застыла, будто завороженная. Вот стоит она как-то теплым, солнечным днем у болота, и вдруг сердце ее дрогнуло: посреди чистого, словно посвежевшего болотца увидала она чудный белый цветок на длинном стебле — кувшинку. Разглядывая белоснежные атласные лепестки с розоватым отливом и золотые тычинки, узнала она цвет лица и волос любимой доченьки… А узнав, поняла, что цветок этот — ее внучка, дитя золотовласой Мелинды и водяного.
И с тех пор каждый год покрывала Мелинда воды болота живым ковром из белых цветов, посылая на волю весточку, что жива, что все там у них хорошо, и родную землю любит она по-прежнему… А графиня все никак не могла наглядеться на прекрасные цветы — на внучат своих, плакала оттого, что не увидит больше белого света ее милая доченька, и радовалась, что жива она все же и где-то там, под водою, протекает ее новая и неведомая людям жизнь…
— Вот такая история.
Скучун замолк и швырнул в болотце камушек. Тот плюхнулся, разогнав ряску, которая тут же сомкнулась снова.
— Ужасно грустная история! — всхлипнула Ксюн, глотая слезы, которые двумя неровными полосочками, блестевшими на закатном солнце, стекали по ее щекам.
Кутора лежала ничком, уткнувшись в траву. Кукой все никак не решался погладить ее по головке и мыкался рядом…
— Да-а-а… — покачал головой Старый Урч. — Ты хочешь сказать, Скучун, что эта коряга, лежащая перед нами, и есть водяной?
— Не исключено… А испытывать, он ли на самом деле, пожалуй, не стоит.
— Скучуша! — Елена Петровна обняла его и, прижав к груди, слегка покачивала как младенца. — Защитник ты мой! — Она поцеловала его в зеленую макушку и, слегка отстранив, заглянула в глаза. — Ты ведь и Ксюна моего защитишь так же, как меня сейчас, правда?