Офелия и Брут
Шрифт:
Они переглянулись.
— Может он и не на нас выйдет?
— Может и не на нас…
Оба проверили пистолеты, запасные обоймы. Прикинули взглядом расстояние до арки, откуда он может появиться.
— Возьмешь его на мушку. Я выйду из машины и крикну: «Стой! Руки вверх!» Если что — стреляй ты. Я буду подходить со стороны, так что не помешаю…
— Хорошо…
Прошел час. И еще один. Опускались сумерки.
Они ждали напрасно. Из арки так никто и не вышел. Когда совсем стемнело по рации им передали:
— Преступник
Они улыбнулись друг другу:
— Отвоевались на сегодня…
— Точно…
Выбравшись из разбитых переулков старого пригорода, мягко покатили по шоссе в сторону центра.
— А если бы он выхватил пистолет, ты бы выстрелил?
— Конечно…
— И я бы выстрелил…
— А ты уже… убивал?
— Нет. Только по мишеням стрелял. Но если надо…
— Если надо, то, конечно…
Они помолчали на светофоре.
Потом покурили.
Ехать еще было долго.
— Когда мне было восемь, я, кажется, убил свою бабушку…
— Кажется?
— Да. Этого точно никто не знает. Даже я сам…
Бабушка была старенькой и немного повернутой на огне, электричестве, в общем на всем, что светит или греет. Отвернешься, и она тут же выключит плиту там или лампу. Если почует любой дым, так закричит: «Пожар, пожар». И тогда нужно ее ловить, чтобы она не выскочила на лестницу в ночной рубашке.
Родители здорово с ней мучались. А меня тогда все ее истории страшно забавляли. И однажды я решил бабушке подыграть. Разжег в пепельнице небольшой костер и сунул ей под кровать. Крикнул в ухо: «Горим, бабуля».
Думал, сейчас она подскочит, побежит. Родители за ней, я за ними. Будет весело…
Она не подскочила. И даже не встала.
А потом родители вызвали врача. Тот сказал:
— Сердечко остановилось. Не молодая уже. Что вы хотите…
Что такое инфаркт, я узнал только спустя несколько лет. И до сих пор пытаюсь понять… Пытаюсь вспомнить ее лицо до того как я зажег спичку… Пытаюсь вспомнить дышала она еще или нет, когда я крикнул ей… Но ничего не получается…
Конечно, родители могли бы что-нибудь прояснить, но боюсь у них спрашивать. Если был я виноват, то какой с меня спрос — с маленького. Они себя винить будут. А так — они думают, что все было своим чередом.
А я в этом не уверен…
Они снова помолчали.
Опять покурили.
Ехать еще было долго.
— Ей было девятнадцать… Брюнетка. Все при себе. Идет как плывет. Заводила мужиков на раз.
Я ревновал ее. А она, конечно, злилась и иногда нарочно делала вид, что ее еще кто-то интересует кроме меня.
Так мы и встречались с ней два года. День миром, два в скандалах. Но дело все же шло к свадьбе. Мы даже назначили день. Она заказала платье. Разослали приглашения. Все должно было быть как у людей…
В тот вечер мы зашли с ней в бар. Посидели. Выпили по рюмочке.
Она обычно не очень была довольна, когда я отходил шары покатать. Но в этот раз ничего не сказала.
Мне фартило, пока я не оглянулся на нее. Смотрю: тип к ней какой-то клеится. Говорит что-то. Потом за руку взял. Что-то пальцем ей на ладони выводит.
Я хотел было рвануться к нему. Но решил скандал новый не поднимать. Может, гадает ей там какой-нибудь чудак. Водятся же такие безобидные придурки. Но глазом так кошу в их сторону на всякий случай.
А игра, конечно, уже не идет. То кий мимо шара, то шар — мимо лузы. Понятно, какая там игра, если он на ее плечи уже свой пиджак набросил.
Конечно, в том углу здорово от кондиционера дуло. Но ей-то уж не стоило принимать его пиджак. Я бросил кий и пошел к ним:
— Поехали домой.
— Чего вдруг?
— Поехали.
— Здесь так хорошо. Зачем торопиться?
Тот субчик, что ее обхаживал, даже не посмотрел на меня. Я мог бы сказать ему пару ласковых, но в чем собственно он виноват. Сидит девушка одна, скучает. Я и сам бы, будь свободен, за такой приударил.
Это она должна была его отшить, сказать, что не одна. А она, видимо, чтобы показать, что и без меня может прекрасно обходиться, его не отшила. Думала, что я шум поднимать здесь не стану, начну ее уговаривать, извиняться за то, что оставил одну.
Но я на такие финты поддаваться не собирался:
— Через полчаса я уезжаю.
— Как хочешь, — пожала плечами.
Мне кровь бросилась в голову. Но я опять же сдержался. Сказал ей как бы спокойно:
— Смотри. Придется одной добираться…
— Не волнуйся. Доберемся…
Мне нечего было сказать.
Играть расхотелось напрочь и я отошел к стойке бара, заказал себе еще рюмочку.
А публика разогрелась, в углу уже танцевать начали. И она туда же. Боже, как она танцевала.
У нее всегда неплохо получалось. А тут просто себя превзошла. Ее бедра, грудь так и ходили ходуном, рвались из-под юбки и кофточки.
Весь бар на нее вылупился Все мужики мысленно лапали ее. И она знала это. И еще знала, что я среди этих мужиков. И потому все больше входила в раж. Она ведь танцевала не для них — для меня. Чтобы я сдался, подошел к ней и на коленях вымаливал прощения.
Я бы так и сделал, наверное, если б не мысли о свадьбе. Дать слабину накануне — значит подписать себе приговор на весь семейный век.
— Нет, — сказал я себе и опрокинул еще рюмку.
А она уже танцевала с каким-то новым мужиком. Он положил руку на ее талию. На мою талию…
Смотреть на это было, сам понимаешь…
Я был уверен, что после моего ухода, она тут же потеряет интерес и к мужикам, и к танцам. Возьмет такси и вернется домой. Походит по квартире, помается и позвонит мне…