Офицерская честь
Шрифт:
Дышалось легко. Днем прошел дождик, заставивший еще сильнее зазеленеть молодую шелковистую траву и листочки, которые в объятиях нежных солнечных лучей смеялись беззвучно и счастливо, а их шелест от легкого дуновения ветра как бы говорил: «Полюбуйся, какие мы молодые, крепкие и красивые». Генерал улыбнулся.
Граф с небольшим отрядом ехал медленно. Многие с удивлением смотрели на генерала и не узнавали его. Что с ним стало? Обычно он торопился, загонял лошадей, а тут… Шувалов остановил коня. Его поразил вид одного озерка. Тихую серебряную гладь окаймляли удивительно красивые ивы. Особенно одна
Шувалов продолжал стоять, любуясь этим завораживающим зрелищем. А тут еще из дальних камышей выплыли утка и селезень. Селезень был важен, царственно нес свою темную головку, следуя за спутницей, которая шустро обшаривала берега. Граф слез с коня, набросив узду на сучок ветвистого дерева, пошел к берегу, где увидел замшелый пенек. Он толкнул его носком сапога — тот был еще крепок — и сел на него. Подошедший Семен почтительно остановился в нескольких шагах. Боясь спугнуть птиц, граф повернулся к нему и негромко сказал, чтобы они ехали на стоянку, а он их догонит.
— Я оставлю двоих кирасир… — начал было в тон генералу шептать капрал.
— Езжайте все! — приказал Шувалов и добавил: — Я догоню!
— Слушаюсь! — козырнул тот и, повернувшись на пятке, на цыпочках последовал к отряду.
Скоро звук конских копыт растаял в вечерних сумерках.
Да, здесь так замечательно было. Похоже, ценность жизни генерал понял только сейчас. Это тихое озерцо, эта пара заботящихся друг о друге птиц, этот склонившийся ивняк. Все просто. Но как жизненно! Хорошо вот так побыть одному… Но еще лучше со своей парой, как этот селезень. Невольно мысли понеслись на далекую Родину, в дорогую ему деревню, где терпеливо ждала его милая, дорогая Варварушка. «Родненькая, — шептали его губы, — скоро мы будем вместе! Потерпи, родная!». И тут ему представилась картина, как он подъезжает к своему дому. А на его широкое крыльцо с криком радости выбегает его женушка, а за ней и детишки. Высыпает дворня.
— Барин приехал! — несется по округе.
— Помогите! — раздался чей-то душераздирающий крик, — помогите!
Кричала женщина, такой голос мог быть только в крайнем испуге, он исходил изнутри, был умоляюще-просительным. Таким призывам не отказывают, ибо они возникают только в минуты грозной опасности для самой жизни.
Граф, выхватив из-за пояса пистолет, направил коня на этот голос. Ломая кусты, он вырвался на поляну, которую пересекала дорога. Быстрый опытный взгляд оценил обстановку. На дороге стояла карета с открытыми дверцами. У дерева женщина, около которой толклись несколько мужчин. Один из них с веревкой в руках. Раздумывать некогда. Выстрел. Пуля летит без промаха. Человек с веревкой свалился на землю. Еще один сбит грудью лошади. От кареты бегут двое. Мгновение — и сабля в руках. Подняв коня на дыбы, Шувалов всю силу своего удара обрушил на бегущего разбойника. Есть еще сила в руках генерала. Разбойник взмахнул руками и, спотыкаясь, сделав несколько шагов, упал на траву. Кто-то из оставшихся бандитов выстрелил, пуля пролетела у виска графа, содрав кожу. Видя, что промахнулся, стрелявший бросил ружье и побежал в лес. Другие бросились врассыпную.
Вложив саблю в ножны, граф соскочил с коня и подбежал
— Кто вы? — тихо спросила она, пытаясь встать на ноги.
Он помог ей встать, потом представился:
— Граф Шувалов.
— Так вы… русский? — с каким-то удивлением и расстройством спросила она.
— Мадам недовольна? — на его губах заиграла улыбка.
— Отчего же! Напротив! — голос звучал уже более уверенно, она приходила в себя.
— Граф, я так благодарна вам за спасение, что не знаю, как мне вас и отблагодарить.
— Простите, мадам, но для каждого русского глас о помощи, тем более, — граф на какое-то время умолк, потом продолжил, — такой прекрасной…
— Что вы, — мило засмущалась она, поправляя волосы.
В это мгновение она была богиней. Эта ее покоряющая кротость…
— Вас не затруднит проводить меня до кареты? — и, смущаясь, добавила: — Я совсем обессилела от страха.
— Мадам, простите, как вас…
— Зовите меня графиней Богарне или просто …Жози.
Шувалов подал ей руку, и она, опираясь на нее, дошла до кареты. Помог ей сесть и стал смотреть кучера. Она поняла и сказала:
— Он убежал, позорный трус.
— Нет, мадам, — раздался чей-то голос, и из кустов вышел пожилой человек с кнутом под мышкой и в богатой ливрее, — я здесь.
— Ну, вот, все и обошлось. Я могу пожелать вам счастливой дороги.
Он взял под уздцы подошедшую лошадь.
— Граф! — испуганно воскликнула она, — Вы хотите бросить бедную женщину на съедение этим волкам? Или для русского… — она кокетливо посмотрела на графа.
Он понял, что она хотела сказать, и ответил:
— Для каждого русского, тем более офицера, долг превыше всего. Он обязывает оказать вам помощь. И я это с удовольствием, — он улыбнулся, — сделаю! Кучер, привяжи коня, — он подал ему уздечку.
Жози подвинулась, дав ему понять, чтобы он сел рядом.
Когда они поехали, она сказала:
— Это не далеко, граф. Проводите, я вам буду весьма благодарна. О! — тревожно воскликнула она. — Вы ранены?
Она нежно взяла его голову и повернула к свету. На виске сочилась кровь.
— Пустяки, — попробовал было он отшутиться.
Но она достала коробку, извлекла из нее бинт, какой-то пузырек. Ее руки действовали ловко и быстро.
— Да вы просто чудесная сестра милосердия, — заметил он, — где этому научились?
— В монастырской школе Форт-Руайяль, — кокетливо, вместе с тем подчеркивая значимость своих слов, ответила она.
Монастырь — значит строгость, послушание, верность.
Быстро темнело. Поглядывая в окно, граф усмехнулся:
— Кажется, всего мгновение тому назад я любовался замечательной картиной. И вот уже темно. А темнота скрыла всю красоту.
— Вы недовольны наступлением темноты, — игриво спросила она и довольно смело добавила: — Но… иногда темнота дарит такие мгновения, ради которых стоит жить.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
