Офицерская честь

Торубаров Юрий Дмитриевич

Когда боли несколько утихли, он сказал склонившемуся над ним Коленкуру:

— Как трудно умирать. Но как легко было умереть на поле боя.

Окончательно прийдя в себя, он приказал скрыть от всех этот факт. Приказ Бонапарта был выполнен. При его жизни никто об этом не знал.

Сборы шли своим чередом. Союзники на своей встрече решили выделить с каждой стороны по комиссару, обязанность которых заключалась в том, чтобы оградить императора от возможных оскорблений, даже нападений. Им было приказано вести себя обходительно. И кому попало эту роль они поручить не могли.

Александр I,

вернувшийся к себе после совета, собрал у себя кое-кого из приближенных и попросил их, чтобы они назвали человека, которому можно было бы доверить сопровождение Бонапарта. Все в один голос рекомендовали графа Шувалова как человека, много знавшего о его семье, встречавшегося с ним. Да и вообще этот человек отличался тонким интеллектом, добрым нравом, изысканностью в обращении. Царь приказал позвать его. Находясь на дороге в царскую резиденцию, граф думал, зачем же он опять потребовался царю. Договоренности все вроде утрясены, дочь Франца он сопроводил, чем она была весьма довольна, и граф считал, что ему наконец-то предоставляется свободное время. Он давно мечтал побывать во французской опере, где весьма успешно играла фаворитка бывшего императора. Да и вообще побродить по Парижу свободно, в цивильном костюме, полюбоваться его прекрасной архитектурой. Но главное, в чем он даже боялся признаться себе, было совсем в другом. Он хотел увидеть ту, которую случайно спас. Вся надежда была на… случайную встречу.

Когда Александру доложили о прибытии графа, он встретил его у дверей.

— Друг мой, я потревожил тебя по весьма важной причине, — голос императора мягкий, просительный. — Ты знаешь, что Наполеон отъезжает в скором будущем. Какими бы ни были наши отношения, но он уезжает как император, — царь выразительно посмотрел на графа, — и надо достойно его проводить.

— Я понимаю вас, Ваше Величество. Вы желаете, чтобы я…

— Да, да, друг мой, — царь расцвел в улыбке.

— Я согласен.

От австрийцев был назначен генерал Келер, от пруссов — граф Вальдбург-Треесс и от англичан — сэр Нейл Кэмпбел. Маршрут следования император избрал для себя сам.

Все эти дни до отправки императора для союзников были весьма напряженны. И, наконец, наступило утро, когда Александр мог не торопясь закончить завтрак с приятным ощущением, что все идет так, как и хотелось. Вдруг эту его сладкую мысль прервала тихо скрипнувшая дверь, и в комнату на цыпочках вошел генерал Лобанов, держа на блюдечке какой-то конверт. Царь скосил на него глаза и что-то буркнул. Лобанов не расслышал, а склонившись, сказал:

— Прошу прощения, Ваше Величество, некий податель, сказав, что это очень важно для вас, просил незамедлительно предоставить этот конверт вам.

Такое было впервые. Царь не очень одобрительно посмотрел на генерала, осуждая его за чрезмерную исполнительную службу, и сказал:

— Вскройте.

— Сию минуту, — сказал Лобанов и, взяв нож, вскрыл конверт.

— Разверни и положи.

Царь, не беря его в руки, стал читать, изредка придерживая листок пальцами, чтобы он не свернулся. Почерк был четкий, легко читался:

«Ваше Императорское Величество, — эти слова

были выделены крупным шрифтом, — сам я лично не могу явиться перед Вами, чтобы предупредить Вас о том, что те, кто настаивает вновь посадить на трон Бурбонов, скрывают от Вас страшную тайну. Узнав ее, Вы бы никогда не согласились, чтобы Людовик XVIII занял это место. Я отлично понимаю, что моим словам Вы, Ваше Величество, вряд ли поверите. Но спросить об этом Вы можете у графини Богарнэ. Если она Вам все расскажет, то вы убедитесь в моей правоте.

Ваш глубокий почитатель, который из соображения безопасности не может пока открыться».

Царь задумался. Посмотрел на Лобанова, который стоял в нескольких шагах и, разумеется, ничего не мог видеть. Он только вытянул лицо, как бы спрашивая: «Чего изволите-с?». Царь опять вернулся к письму. В это время в дверь постучали, и вошел Шарль.

Мило улыбаясь, не дождавшись разрешения, он подлетел к столу. Склонился чуть не до пола перед Александром, потом, выпрямившись, сказал:

— Прошу прощения, Ваше Величество, но я не могу удержаться, чтобы не показать вам одну восхитительную вещицу.

И он положил перед царем небольшую картину в овальном золотом обрамлении, на которой была весьма искусно изображена женщина в белом платье, сидящая на лошади. Ценность ее была в исполнении и загадке: чем больше на нее смотришь, тем живее она кажется.

Пока царь любовался картиной, Шарль, скосив глаза, успел пробежаться по письму до строк: «…узнав ее, Вы бы никогда не согласились, чтобы Людовик занял», нижняя часть листа завернулась и невозможно было прочитать окончание… Да, не все удалось ему прочитать, но главное было прочитано. «Хорошо, успели предупредить, — подумал Шарль и перед ним встал вопрос: — кто стал копать под него?». И мозг его тут же начал перебирать возможного предателя. «Баррас?», но того уж и след простыл. Говорят, давно уехал на юг, где приобрел поместье и живет там безвыездно. Тогда кто? Нет, надо проверить, так это или нет».

— Прекрасная вещь, — произнес между тем император, возвращая ее Шарлю, отвлекая его от дум.

— Вам понравилась? — милейшим голосом спросил он.

— Не скрою, да, — не сдержался царь.

— Тогда примите ее в знак наших дружеских отношений, — Шарль аккуратно положил картину на стол.

Царь заколебался. Посмотрев на письмо, быстро убрал его в стол.

— Прошу вас, Ваше Величество, от чистого сердца.

Талейран взял свою вещицу и чуть ли не силой вручил ему в руки, причем как-то властно. И царь невольно подчинился ему.

— Хорошо, князь. Я постараюсь отблагодарить вас, а пока хочу спросить: когда вы предоставите мне возможность вновь встретиться с вашей протеже.

— Ваше Величество! Как только получу приказ, — он поклонился, а в голове закрутилось: — Зачем она ему вдруг понадобилась?

— Можно, я думаю, сделать это, ну… завтра.

Туго доходят до него слова царя.

— Ваше Величество! Эта женщина быстро не собирается. Чтобы предстать перед вами, она только день будет подбирать одежду.

— Да день примерять, — рассмеялся царь. — Хорошо, послезавтра.