Офицерский корпус Русской Армии - Опыт самопознания (Сборник)
Шрифт:
В 1924 г. русские сыграли заметную роль в политической жизни Албании, когда отряд из эмигрантов во главе с полковником В. Берестовским решил исход борьбы за власть в этой стране в пользу Ахмет Зогу. В благодарность несколько русских офицеров были назначены на видные должности в албанской армии. Похожая ситуация сложилась и в Абиссинии, где в 1928 г. русские офицеры А. Фермер и В. Дитерихс, служившие в гвардии наследника престола Тафари, спасли ему жизнь во время мятежа и обеспечили трон.
В Китае в 1925-1927 гг. русский отряд генерала Нечаева (несколько тысяч человек пехоты и кавалерии, с артиллерией и авиацией) действовал на стороне шаньдунской армии в ее борьбе против коммунистов. В те же неспокойные годы в Шанхае для защиты международной концессии и проживавших и работавших там европейцев был создан Волонтерский корпус. В его составе имелось и русское формирование под командой капитана 1 ранга Фомина, развернутое
Русские офицеры, нашедшие пристанище в Парагвае, преподавали в военной школе, руководили строительством дорог, налаживали работу в арсенале и т.п. Они приняли самое активное участие в войне этого государства против Боливии (1933-1935 гг.), и многие сложили головы, отстаивая территориальную целостность своей второй родины{278}. В ранг национального героя страны был возведен генерал И. Беляев, который не только сыграл большую роль в мобилизации русских для отпора боливийцам, но лично провел комплекс геодезических и картографических работ на театре военных действий. Много лет он исследовал жизнь парагвайских индейцев, возглавлял правительственную комиссию по землеустройству их племен. После его смерти (1957 г.) в знак заслуг перед страной в Асунсьоне ему был установлен памятник.
Десятки "белых" русских эмигрантов сражались на стороне Франко в годы гражданской войны в Испании (1936-1938 гг.), рассматривая борьбу с "коммунистическим интернационалом" как свой прямой долг. Среди них были генералы Н. Шинкаренко, А. Фок, другие офицеры.
Русские состояли также на службе в армиях Югославии, Чехословакии, Соединенных Штатов Америки и других государств...
Но подавляющее большинство бывших военных вынужденно превратились в фабричных рабочих и сторожей, шахтеров и таксистов, мелких служащих и торговцев. Их глубокую социальную и душевную драму ярко отражают пронзительные строки замечательного поэта "белой" эмиграции Ивана Савина:
Не больно ли, не странно ли - У нас России нет!.. Мы все в беэдомье канули, Где жизнь - как мутный бред.
Где - брызги дней отравленных, Где - неумолчный стон Нежданных, окровавленных, Бессчетных похорон...
Упавшие стремительно В снега чужих земель, Мы видим, как мучительно Заносит нас метель...
И все-таки Зарубежное офицерство не желало быть занесенным метелью обывательщины и мещанства. Изгнанники продолжали сознавать себя офицерами, чувствуя объективную угрозу своего перерождения. "Под влиянием многих лет труда, поставившего нас на низшие ступени социальной лестницы, мы постепенно перестали предъявлять к себе те требования кастовой (армия всегда немного каста) чести и морали, без которых нельзя сознавать себя воином и рыцарем..." - с тревогой говорил известный военный писатель Н. Белогорский (генерал Н. Шинкаренко){279}. Известный военный поэт, полковник князь Ф. Касаткин-Ростовский в стихотворении "Молитва офицера" писал: Великий Боже... дай нам силы В изгнаньи душу сохраня, Увидеть близкие могилы В рассвете радостного дня.
Пусть тучи темные нависли, Не дай упасть в холодной мгле, Все силы наши. чувства, мысли Дай нам отдать родной земле.
Мечту изгнанников о служении "освобожденной" России питала вкорененная офицерская психология. Свое эмигрантское рассеяние они изначально воспринимали не иначе, как "переход Армии к новым формам своего существования". Ответом на вызов судьбы стало создание генералом П. Врангелем Русского Общевоинского Союза (1924 г.), в который добровольно и естественным порядком вошли многочисленные общества и объединения зарубежного воинства, инициативно созданные офицерами по признаку принадлежности к полкам и корпорациям старой армии, частям и соединениям белых фронтов и по другим основаниям. Среди сотен таковых было немало сугубо офицерских. К примеру: Общество Офицеров Генерального Штаба, Союз Офицеров Участников Войны, Союз Офицеров Кавказской Армии, Общество Русских Офицеров в Королевстве Югославии (и одноименные общества в других странах), Общество Ревнителей Военных Знаний, Офицерский Союз (Харбин), Русский Офицерский Союз в Бразилии и т.п. Имелись объединения выпускников практически всех дореволюционных военных академий, училищ и кадетских корпусов. Все они возникали не только как ячейки взаимопомощи для облегчения тягот жизни в чужеземье, но главное - как "идейные военные братства".
Многолетнее функционирование этой разветвленной организационной структуры явилось базовым элементом военной культуры эмиграции, другими составляющими которой были: военное просвещение и образование, военно-периодическая печать, историко-мемориальная работа, военная мысль. Вдали от Родины офицеры учредили Высшие Военно-Научные Курсы (Париж, Белград), десятки Кружков высшего военного самообразования,
Военная культура, выявлявшая направленность личности, истинные помыслы и устремления, идейную стойкость и силу характера изгнанников, есть главное свидетельство сохранения ими своей офицерской сущности.
Помыслы об офицерском служении
В творческом наследии военной эмиграции значительное место занимают размышления о национальной России, ее будущей армии и офицерском корпусе, о предназначении русского офицера и его социальной роли, о жизни и службе офицерства в Императорской Армии, подготовке офицерских кадров и их качествах, о действиях командного состава в боевой обстановке Великой и Гражданской войн и т.д. Среди лучших работ, посвященных офицерскому вопросу, - те, которые представлены в данной книге: коллективный труд "Российские офицеры", "Высший командный состав" В. Флуга, "Трагедия русского офицерства" А. Мариюшкина, "Современные офицеры" Е. Месснера, "Наш будущий офицерский корпус" А. Керсновского и др.
Ценность изложенных в них мыслей заключается в том, что принадлежат они талантливым людям, прошедшим через масштабные войны, трагедию крушения своей страны, своей армии и своего сословия. Отлученные судьбой от Родины и любимого дела, они настойчиво пытались разобраться в грехах и достоинствах прежней военной системы, своих собственных ошибках, анализируя их, составляли заветы для будущих поколений. Делали это максимально откровенно, ибо на чужбине свобода их мысли уже не стеснялась ни "ведомством", ни цензурой. Мотивируя нравственную позицию исследователя вообще и находящегося в изгнании в частности, генерал В. Доманевский писал: "Уважение к могуче-прекрасному прошлому России, ценой бесчисленных жертв вышедшей на свой великодержавный путь, уважение к памяти сынов России, павших на полях брани, обязывает каждого подходящего к славным, но тяжелым воспоминаниям, прежде всего искать правду и только одну правду. Правда приближает к истине"{280}. Возможности высказать "только правду" офицеры были лишены и в царской армии, и в еще большей мере - в Советской{281}.
Об офицерстве, о том, каким должен быть корпус русских офицеров в грядущем, военные писатели эмиграции размышляли постоянно. Их помыслы в значительной мере вырастали из суждений о старой армии и переживаний о ее революционном крушении, из богатого и горького опыта Мировой и Гражданской войн, из анализа жизни иностранных армий, состояния Красной армии. Мотив будущего доминирует всегда: и когда В. Флуг нелицеприятно и жестко анализирует качества русского высшего командного состава, и когда А. Зайцов четко и ясно пишет о германском Генштабе ("Германский генеральный штаб"), и когда А. Деникин откровенно вспоминает службу в Императорской армии ("Старая Армия", "Путь русского офицера"), и когда А. Геруа ведет речь об офицерском отборе ("Воспоминания командира полка"), и когда А. Болтунов предлагает пути воинского воспитания ("О воинском воспитании"), и когда П. Краснов, Ю. Галич, Н. Белогорский, Е. Тарусский выводят образы героев в своих многочисленных романах и повестях...