Офицерский корпус Русской Армии - Опыт самопознания (Сборник)

Неизвестен 3 Автор

В противоположность упомянутому выше, о равной приблизительно ценности заграничных и наших офицеров в первом их чине я сказал бы в результате изложенного, что немецкие офицеры, начиная с чина капитана, в общем, уже значительно опережают в военном деле наших капитанов, каковое несоответствие не может сглаживаться, разумеется, и в высших чинах.

III

При изучении нашей армии после иностранной ничто так меня не поражало, как резкая разница, какую я нашел при сравнении между собою здесь и там высших офицерских чинов, начиная со штаб-офицерского.

Я не помню, чтобы за границею мне пришлось видеть в мирное или военное время штаб-офицера и тем более командира части, на которого смотрели бы его подчиненные

с пренебрежением. <...>:

Чему приписать столь частое тогда появление в роли высших начальников лиц, безусловно, неподходящих в армии, нескудной отличными во всех отношениях офицерами, я решить долго затруднялся. Впоследствии я понял, что отдельные части и еще высшие должности давались протежированным, но совершенно неподготовленным для высших назначений гвардейцам и другим богатым связями счастливцам, между тем как более способные и достойные офицеры без движения пребывали в низших должностях. Уже в первый штаб-офицерский чин часто попадали неподходящие офицеры по тем же причинам, т.е. благодаря связям и протекции, а сверх того еще и благодаря практиковавшейся системе производства чуть ли не всех офицеров "по линии", без строгого разбора.

Если я беру на себя смелость подвергать нелестной критике часть офицерского состава нашей армии, не составлявшую ее украшения, то само собою разумеется, что старая добрая слава этой армии, несомненно, преобладает над дурной или сомнительной репутацией единичных личностей, которые не в состоянии умалить положительных качеств доблестной русской армии, сулящих ей столь же славное будущее, каким было и ее прошлое.

Между тем от выбора начальников, несомненно, зависит степень мирной подготовки армии и тем более боевая ее пригодность. <...>:

Аттестация заграничного офицера разрабатывается с самого начала его служебной карьеры крайне подробно и всесторонне. Она совершенно чужда того шаблона и неопределенных общих мест, какие, несмотря на постоянные о том напоминания, почти не удается вывести у нас.

Потому там вносят в так называемый "кондуитный список" офицера все известные факты из его служебной и частной жизни, могущие его охарактеризовать с хорошей или с дурной стороны. Во избежание пристрастных выводов все эти факты проверяются и обсуждаются корпоративно. Главная суть дела в том, что положительно ничего не скрывается, а все взвешивается не только с гуманной, но в особенности и с той корпоративно-деловой точки зрения, которая без величайшего вреда для службы на уступки и компромиссы идти не может.

Если при аттестации офицера в общем выводе не получается убедительное подтверждение полной его надежности, он, несмотря на безукоризненное поведение и аккуратное, с формальной стороны, исполнение служебных обязанностей, остается так долго в занимаемом им чине (хотя бы первом), пока не заслужит внушающей доверия аттестации.

За границею совершенно немыслимо производство офицера в следующий чин за выслугу лет, несмотря на его характер, образ мыслей, неровное часто отношение его к службе и наложенные на него взыскания, между тем как у нас весьма часто приходится встречаться с фактом, что производству офицера в следующие чины за выслугу лет отнюдь не препятствует ни явно отрицательное отношение к нему ближайших его начальников, ни даже неоднократные серьезные взыскания, которым его подвергали за небрежное исполнение служебных обязанностей.

В итоге получается строгая, тщательная, добросовестная фильтровка в каждом чине офицерского состава за границею, тогда как у нас это явление слишком слабо развито. <...>:

Чего же можно ожидать от начальников, выслуживающих без особенного труда обер-офицерские чины за выслугу лет и затем достигающих так или иначе и штаб-офицерских должностей без серьезной подготовки, часто лишь благодаря связям и протекции или снисходительности высших начальников? Могут ли при таких условиях способности

и вообще положительные качества этих господ достигнуть такого развития, как это выше сказано о заграничных штаб-офицерах?

Неудивительно, если при таких условиях в старших чинах и должностях появятся люди, недостаточно подготовленные или неспособные занять подобные должности, притом безразличные к высшим интересам службы. Могут ли, наконец, оставаться на высоте своего призвания и все те начальники, подготовка которых в младших чинах и затем в академии хотя и вполне совпадала с подготовкой их заграничных коллег, но которые после академического курса в течение лет поотстали, так как на них не влияли такие же силы, о каких упоминалось выше? Что же получится, если чинопроизводство будет зависеть не от строгой, справедливой оценки способностей, знаний и прочих достоинств, а от выслуги лет, от старшинства в чинах, от связей и снисхождения или от умения так или иначе обойти других?

Это убьет энергию самых способных, взлелеет пустой карьеризм, вызовет отсталость от живого дела, инертность, даже интриги. Оно придаст смелости несоответствующим, но предприимчивым кандидатам на высшие должности подделываться под курс своих начальников выслуживанием и другими неблаговидными путями. Когда затем такие карьеристы достигнут цели и сами займут высшие посты, они для прикрытия недостающей им подготовки, а часто и способностей, пустят в ход по отношению к низу всю свою самонадеянность и в особенности острастку, если не произвол вместе с жалким подобострастием к верху. Нередко они станут порицать распоряжения своих предместников, перевернут вверх дном все, что было сделано до них, быть может, не так в силу искренних убеждений, как оригинальности ради, или же для выслуги отличий за усердную службу. Все это еще больше понизит энергию и привязанность к истинным интересам службы среди одних подчиненных, вызовет безразличие к службе, застой, неуверенность в будущем, отвращение лучших элементов к неподходящим начальникам, даже оставление службы, а прислуживание, старание примениться к обстоятельствам и выдвинуться всякими правдами и неправдами - у других. Делают тогда карьеру не раз и громкие крикуны, импонирующие начальству тою строгостью, с которой умеют они не живое дело делать, а скорее подделываться под начальнические вкусы и методы.

Нетрудно представить себе, какова будет и боевая подготовка подобной части, и чего можно ожидать от нее на театре военных действий.

Может ли оставаться малейшее сомнение в том, чем должно окончиться столкновение двух армий, каждая из которых будет воспитывать своих, офицеров на столь противоположных началах?

IV

В числе впечатлений, вынесенных мною из заграничной моей службы, я должен привести и то, что там я встретил, как мне показалось, сравнительно больше, чем у нас, офицеров, посвятивших себя военной службе "по призванию". Цифровых данных для проверки своего предположения, конечно, не имею. Мне показалось, что там в армии как будто больше военного духа, любви к своему делу, готовности переносить уроки дисциплины, военного долга и различные невзгоды службы.

Этот факт я объясняю себе следующим образом. За границею существует, кажется, сравнительно меньшее количество военных учебных заведений, чем у нас. Следовательно, в рядах заграничных офицеров служит больший, чем у нас, процент лиц, получивших образование в заведениях гражданского ведомства и избравших военную карьеру уже вполне сознательно. За границею на государственную службу определяется далеко не такой большой процент интеллигенции, как у нас. Большинство молодежи направляется там на самостоятельный интеллигентный труд, а кто хочет служить, делает это скорее по влечению своему к известному роду службы. У нас же, наоборот, вся почти интеллигенция по привычке или по неумению создать себе самостоятельную карьеру стремится на государственную службу.