Офицерский крематорий
Шрифт:
Столы были отгорожены друг от друга матовыми ширмами. Устроившись за компьютером, я вынул из смартфона карту памяти и вставил ее в картридер компьютера. И только потом воспользовался ручным сканером. В первую очередь я выставил на нем максимальную разрешающую способность и отсканировал снимки. Сохранив данные сорока фотографий на своей карте памяти, я зашел на свой почтовый ящик и, набросав письмо Проныре и прикрепив к тексту три файла, дождался уведомления о том, что письмо успешно дошло до адресата.
Я
Глава 16
Было раннее утро…
Я вернулся раньше Кросса. Изобразив нетерпение и не дав ему скинуть верхнюю одежду, сказал:
– Едем к Карапетяну.
– Щас хлебну чайку…
– Нет, не хлебнешь. Поехали.
У меня сложилось стойкое впечатление, что Сергей Карапетян относится к редкому виду мазохистов. Он нашел во мне лоцмана, который проводит его корабль по волнам его же преступлений. Еще он походил на одного моего сослуживца, обладающего распространенным талантом – засыпать в шумной компании. Наутро он забрасывал нас вопросами: «Ну, а я?.. А он?.. А что она?.. Да ладно тебе!» Вот и Карапетян как будто заспал заказанное им преступление, на гребне которого намеревался влиться в вип-стаю, и вопрошал: «А он что? А я? Не может быть!» Мне казалось, он валяет дурака.
– Вы были близки, – напомнил я ему, опуская имя Риты. – Вы остались друзьями?
– Друзьями? – пожал он плечами. – Нет. Мы перестали встречаться. Дистанционно… я интересовался, чем и как она живет, и был готов оказать ей материальную помощь.
– «Любовь не пятнают дружбой, – как сказал Ремарк. – Конец есть конец».
– «Любовь не пятнают дружбой»… – Карапетян посмаковал это выражение и похвалил Ремарка: – Хорошо сказано. Он прав.
– У тебя сохранились снимки или видеозаписи, где вы вместе? Или хотя бы она одна?
– Ты не доверяешь мне?
– Моя работа – сбор данных об обстоятельствах, имеющих значение для дела. Они содержатся в показаниях, вещественных доказательствах и делятся на прямые и косвенные – улики.
– Давние снимки, видеозаписи помогут тебе в расследовании?
– Не только снимки, но и комментарии к ним, – поставил я условие. – Их я надеюсь услышать от тебя: кто, кроме Риты, на снимке, в каком месте, в какое время, при каких обстоятельствах был сделан снимок.
Карапетян хмыкнул так эмоционально, что ему понадобился носовой платок.
– Порядок, – произнес он с отвращением – то ли к платку, который он вернул в карман, то ли к этому слову. – Порядок, – повторил он. – Она правила порядком, а мне в отместку хотелось опуститься в самый центр неразберихи.
– Отчего же? – Я пожал плечами, вставая на сторону Риты. Как военному, мне была ближе ее жизненная позиция: порядок – это и войсковое построение, и внешний вид военнослужащего. Была ближе и как разведчику: порядок – это метод, оценка, осуществление. Порядок – это хронология. Я не мог не ощутить близкое родство с Ритой, как будто она воспитывалась в той же военной, что и я, среде.
Карапетян тем временем продолжал:
– Она была помешана на симметрии. Во всем хотела видеть… как это сказать, – он пощелкал пальцами, подбирая слово, и нашел его, – соответствие. Если вглядеться внимательно, у нее в каждом глазу можно было заметить тонкую линию, проходящую точно по центру зрачка. Через нее она и смотрела на мир, на окружающие ее вещи.
– Из нее вышел бы неплохой снайпер.
– Что?
Я подумал о том, что, если он не перестанет переспрашивать, мне это наскучит, и я начну зевать.
Карапетян продолжил, ослабив наконец-то узел галстука. Мне, как и ему, стало легче дышать.
– Ей не нравилось, когда что-то или кто-то оказывался в стороне от ее собственной линии. Я говорю еще и о точке зрения, понимаешь?
– Понимаю, – кивнул я. – Тебя сильно задевало это ее качество?
– Оно меня поначалу забавляло, – ответил Карапетян. – Так ты непременно хочешь взглянуть на фотографии Риты?
– За этим сюда и приехал.
Серж вернулся с пачкой снимков, устроился напротив, передал мне первый снимок и не мог не прокомментировать его:
– Мы познакомились в Сочи…
– Где же еще? – не удержался я от замечания.
С карточки на меня смотрели знакомые строгие глаза. В них было столько серебра, что они затмили бы усеянное звездами небо, и я отказался развивать эту тему. Пляж. Яркое солнце. Золотистый песок. Море, дно которого, кажется, усеяно изумрудами. Изумительно красивая женщина. Соломенная шляпа сидит на ней так, что не бросает тень на лицо, лишь небольшой «траурный» серп коснулся ее лба и показался мне абсолютно симметричным по отношению к ее черным бровям. На ней полосатый купальник; если бы не высокое качество снимка, можно было бы датировать его шестидесятым годом.
– Я проходил мимо и не мог не обратить на нее внимания…
Почему – я нашел причину в тени. Тени от объектов на снимке были длинными, и значит, солнце стояло низко – либо раннее утро, либо поздний вечер, время, когда на пляже обычно немноголюдно. Я не увидел красноватых оттенков и сделал соответствующий вывод:
– Было раннее утро, и эта женщина наслаждалась одиночеством.
– Как ты догадался?
– Ну, не шла же тебе навстречу. Что было дальше?
– Я попросил ее об одолжении – сфотографировать ее.