Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)
Шрифт:
— Сейчас, сейчас! — сказал Володыевский. — Трое скачут впереди; я того и хотел.
Действительно, на светлой полосе дороги показались трое всадников, сидящих, очевидно, на самых резвых бахматах, прозванных на Украине волкогонами, потому что на них можно было преследовать волка; за ними, в двухстах или трехстах шагах, неслись еще несколько всадников, а за ними густая, сплошная масса ордынцев. Лишь только трое татар поравнялись с засадой — грянули два выстрела, Володыевский, как рысь, кинулся на середину дороги, и прежде чем пан Заглоба успел
— Вперед! — крикнул маленький рыцарь.
Пан Заглоба не заставил повторять команду еще раз, и они помчались по тракту, как два волка, преследуемые стаей охотничьих собак. В это время другие татары подъехали к своим поверженным товарищам и остановились в ожидании остальных. Они убедились, что эти волки умеют кусаться насмерть.
— Видите! — сказал Володыевский. — Я знал, что они остановятся.
Но наши друзья выиграли только несколько сот шагов; остановка в преследовании длилась недолго, теперь татары гнались уже большим отрядом и поодиночке не высовывались вперед.
Кони Володыевского и Заглобы были изнурены долгой и бешеной скачкой и мало-помалу замедляли ход. Особенно тяжело приходилось коню старого шляхтича: под бременем его веса он споткнулся еще раз, другой, и остатки волос пана Заглобы встали дыбом при мысли, что он вот-вот упадет.
— Пан Михал, дорогой пан Михал, не оставляйте меня! — отчаянно кричал он.
— Не беспокойтесь! — отвечал Володыевский.
— О, чтоб эту лошаденку волки…
Он недоговорил; около его уха просвистела первая стрела, за нею, словно пчелы, начали жужжать другие. Одна пролетела так близко, что едва не задела лица пана Заглобы.
Володыевский обернулся и два раза выстрелил по татарам.
Конь пана Заглобы споткнулся еще раз и так сильно, что чуть не упал совсем.
— Ради Бога! Конь мой падает! — в отчаянии крикнул шляхтич.
— С седла и в лес! — загремел Володыевский.
Он осадил коня, соскочил с него, и оба они с паном Заглобою исчезли в темноте.
Но маневр этот не укрылся от внимания косых глаз татар. Несколько десятков басурман тоже спешились и пустились в погоню.
Ветки сорвали шапку с головы пана Заглобы, били его по лицу, рвали его жупан, но шляхтич несмотря на это бежал пока, словно ему было тридцать лет отроду. Он падал, поднимался вновь и мчался еще быстрее, сопя, как кузнечный мех, пока, наконец, не свалился в какую-то глубокую яму. Силы окончательно покинули его. Он понял, что уже никогда не выберется отсюда.
— Где вы? — тихо спросил Володыевский.
— Здесь, внизу. Я пропал, окончательно пропал, обо мне нечего заботиться! Спасайтесь сами!
Но пан Михал без колебаний прыгнул в яму и зажал рукою рот пана Заглобы.
— Тише! Может быть, они пройдут мимо! В конце концов мы можем защищаться.
Едва он успел проговорить эти слова, как появились татары. Одни, действительно, миновали яму, полагая, что беглецы ушли вглубь леса, другие шли шумно, ощупывая деревья и оглядываясь по сторонам.
Рыцари
"Пусть кто-нибудь пожалует сюда, — в отчаянии подумал Заглоба, — угощу же я его!"
Вдруг посыпались искры: татары начали высекать огонь.
При слабых вспышках можно было разглядеть их дикие лица с выступающими скулами и толстые губы, дующие в тлеющий трут. Несколько минут они прохаживались вокруг ямы, похожие на лесных чудовищ, все более и более внимательно выслеживая добычу.
Прошла еще минута, минута тяжелого, тревожного ожидания. Вдруг со стороны дороги донеслись какие-то неясные звуки и нарушили покой лесной чащи.
Татары остановились как вкопанные: пальцы Володыевского впились в плечо пана Заглобы.
Крики становились все слышней, вот блеснул красноватый огонь, а вслед за ним раздался залп мушкетов — один, другой, третий, возгласы: "Алла!". Стук сабель, ржание коней, топот… На дороге кипела битва.
— Наши! Наши! — крикнул Володыевский.
— Бей, режь! Бей, секи, убивай! — рычал пан Заглоба. Мимо ямы быстро промелькнули татары, которые что было
мочи бежали к своим. Володыевский не выдержал, выскочил из ямы и не разбирая дороги погнался за ними.
Заглоба остался на дне ямы один.
Он попытался выбраться, но не смог. У него болели все кости, и он еле держался на ногах.
— А, мерзавцы! — сказал он, оглядываясь по сторонам. — Бежите? Хоть бы один остался. Я бы ему показал на дне этой ямы, что значит польский рыцарь. И перебьют же вас там! Что это? Выстрелы все чаще! Хотел бы я, чтобы это был сам князь Еремия… Алла! Алла! Погодите, скоро над вами юлки завоют: алла! Но пан Михал, как он меня одного оставил? Впрочем, что ж тут странного? Молод, подраться хочется. Эх, хорошо бы баклага была со мной, да ее, должно быть, черти взяли или лошади растоптали. Как бы еще меня какая-нибудь гадина не укусила. А это что?
Крики и залпы мушкетов начали удаляться в сторону поля.
— Ага! Преследуют вас! Не выдержали, собачьи дети! Хвала Всевышнему!
Шум почти затих в отдалении.
— Ловко бегут! — ворчал старый шляхтич. — Однако я вижу, что мне придется посидеть в этой яме. Пожалуй, еще волки съедят. Сначала Богун, потом татары, а в конце волки. Пошли, Господи, Богуну кол, волкам бешенство, а с татарами наши молодцы справятся. Пан Михал! Эй, пан Михал!
Тишина была ответом пану Заглобе, только бор шумел, да издали еле долетали звуки битвы.
— Спать что ли мне здесь ложиться, или еще что делать? О, черти бы все это побрали! Эй! Пан Михал!
Терпению пана Заглобы предстояло еще долгое испытание. Уже рассветало, когда на дороге послышался топот, и в глубине леса мелькнули огоньки.
— Пан Михал! Я здесь! — закричал шляхтич.
— Так вылезайте.
— Не могу.
Пан Михал, зажав зажженную ветку в одной руке, протянул другую Заглобе.
— Ну! Татар больше нет. Мы проехались на их спине за тот лес.
— Кто это были из наших?