Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)
Шрифт:
— Давай.
Пан Лонгинус приблизился.
— Что это ты стал такой высокий? — спросил тот же голос с оттенком беспокойства.
Что-то мелькнуло в темноте Короткий, сдавленный крик: "Госп…!" вырвался из уст часового, потом послышался треск ломающихся костей, тихий стон, и тело казака тяжело упало на землю.
Пан Лонгинус двинулся дальше.
Но он не пошел в том же направлении, — очевидно, это была линия дозоров, — а свернул еще ближе к табору, рассчитывая пройти незамеченным около самых возов. Если нет еще одного пояса стражи, пан Лонгинус мог бы встретить только тех, кто выходит из обоза
Через минуту оказалось, что другого ряда патрулей нет. Зато табор был не дальше, как на два выстрела из лука, и казался еще ближе, как ни старался пан Лонгинус идти на одинаковом расстоянии между ним и возами.
Оказалось, что в таборе еще не все спали. Возле догорающих костров виднелись сидящие фигуры. В одном месте костер был больше, такой большой, что пламя его почти освещало пана Лонгинуса, и рыцарь должен был снова взять в сторону, чтобы избегнуть освещенного места. Он издали разглядел бычьи туши, висящие на перекладинах. Резники сдирали с них шкуры, остальные внимательно наблюдали за их работой. Это была часть обоза, занимаемая чабанами. Остальные ряды возов тонули во мраке.
Но стена табора, освещенная слабыми огоньками костров, как будто снова приблизилась к пану Лонгинусу. Сначала она была у него с правой стороны. Вдруг он заметил, что и перед ним возвышается такая же стена.
Он остановился и начал обдумывать свое положение. Он был окружен. Табор, татарский кош и обоз черни кольцом окружали весь Збараж. В середине этого кольца стояли патрули и разъезжала стража, чтобы никто не мог выйти оттуда.
Положение пана Лонгинуса осложнилось. Теперь у него оставался выбор: или пробраться между возами, или искать другой выход, между казаками и кошем. Иначе ему придется блуждать до рассвета по этому кругу, если только не надумал бы вернуться в Збараж, но и в этом случае он мог бы попасть в руки стражи. Он сообразил, что неровности почвы не позволяют, чтобы телеги стояли вплотную друг к другу. Должны же между ними быть просветы, и значительные, для передвижения войск, для свободного прохода конницы. Пан Лонгинус решил искать подобного прохода и с этой целью еще ближе подошел к возам. Отблески костров могли выдать его, но, с другой стороны, оказывали ему услугу: без них он не мог бы видеть ни возов, ни просветов между ними.
После недолгих поисков он, наконец, отыскал дорогу, которая черной полосой пролегала между телегами. На ней не было огней, и казаков не должно было быть, по ней проходила только конница. Пан Лонгинус лег ничком и начал вползать в эту черную пасть, как змея в свою нору.
Прошло четверть часа, полчаса, он все полз, вручив свое тело и душу небесным силам. Может быть, судьба всего Збаража зависела в эту минуту от того, проберется ли он благополучно, и пан Лонгинус молился не только за себя, но и за тех, кто теперь молился за него.
По обеим сторонам все было спокойно. Ни один человек не пройдет, ни один конь не захрапит, ни один пес не залает. И пан Лонгинус прополз-таки опасное место. Впереди чернели кусты, за ними дубовая роща, за нею бор до самого Топорова, за бором король, спасение и слава, и заслуга перед Богом и людьми. Что такое три турецкие головы, срубленные им, в сравнении с этим подвигом, для которого нужно
Пан Лонгинус сам понимал эту разницу, но чистому его сердцу была чужда всякая гордыня.
Он поднялся и пошел дальше. Патрулей с этой стороны возов было меньше, избегнуть их было гораздо легче. Дождь усилился, зашумел по листьям деревьев и заглушил его шаг. Пан Лонгинус ускорил шаги. Возы становились все дальше, дубовая роща, а вместе с нею и спасение, ближе.
Вот и роща! В ней темно, как в подземелье, но это и лучше. Поднялся легкий ветер, дубы зашумели, словно зашептали молитву: "Боже великий, Боже всемилостивый, сохрани Твоего слугу, верного сына земли, на которой мы возросли на славу Тебе!".
Уже полторы мили отделяли пана Лонгинуса от польских окопов. Лоб рыцаря покрылся потом, в воздухе парило, словно перед грозою, а он все шел, не обращая внимания на грозу, потому что в душе его пели ангелы.
Роща редела. Вероятно, это первая поляна. Дубы зашумели еще сильнее, как будто хотели сказать: "Подожди здесь, под нашею сенью тебе безопаснее", но рыцарю некогда ждать, и он выходит на открытое поле. Посередине его стоит только один дуб, но он выше всех других. Пан Лонгинус направляется к этому дубу. Вдруг, когда он находится в нескольких шагах от него, из-под раскидистых ветвей гиганта появляется десяток черных фигур, которые волчьими прыжками приближаются к рыцарю.
— Кто ты? — спрашивают они.
Язык их непонятен ему, на головах какие-то остроконечные шапки — это татары, пастухи, которые спрятались тут от дождя. В эту минуту кровавая молния осветила луг, дуб, дикие фигуры татар и рыцаря. Страшный крик потряс воздух, схватка закипела в одно мгновение.
Татары бросились на пана Лонгинуса, как волки на оленя, схватили его железными руками, но он встряхнулся, и нападающие попадали, как падает созревший плод с дерева. Потом в воздухе свистнул страшный сорвиглавец, раздались стоны, вой, призыв о помощи, ржание перепуганных коней. Тихая поляна загремела такими жуткими голосами, какие только может издать человеческое горло.
Татары и раз и два бросались на рыцаря целою кучею, но он уже оперся спиною о дерево, а спереди защищался страшными размахами меча. К ногам его пало несколько человек, остальные татары попятились, объятые тревогой.
— Див! Див! — раздался их дикий вой.
Но голоса их породили эхо. Не прошло и получаса, как весь луг зароился конными и пешими. Прибежали казаки и татары с дубинами, с косами, с луками, с пучками горящей лучины. Вопросы так и сыпались с разных сторон: что это, что случилось?
— Див! — отвечали пастухи.
— Див! — повторяла толпа.
— Лях! Див! Бей! Бери живьем! Живьем!
Пан Лонгинус дважды выстрелил из пистолетов, но выстрелов этих не могли уже услышать в польском лагере.
Толпа приближалась к нему полукругом, а он все стоял в тени и ждал с мечом в руках.
Толпа подходила все ближе. Наконец, раздались слова команды:
— Бери его!
Все разом ринулись вперед. Крики умолкли. Те, которые не могли протолкаться вперед, светили нападающим. Под деревом клубился целый водоворот, откуда вылетали только стоны. Наконец, крик ужаса вырвался из глоток атакующих. Толпа рассыпалась в одно мгновение.