Огнем и мечом (пер.Л. де-Вальден)
Шрифт:
Теперь он уже почти ничего не мог видеть, так как в лагере не было огней, и только в одном окне замка слабо мигал свет, точно звездочка, которую то откроют, то закроют тучи, или как светлячок, что попеременно то блестит, то гаснет.
"Братья мои, увижу ли вас еще в жизни?" — подумал рыцарь.
И тоска придавила его, словно гигантский камень, так что он еле мог дышать. Там, где мерцает этот огонек, там свои, близкие, там братские сердца: князь Иеремия, Скшетуский, Володыевский, Заглоба, отец Муховецкий. Там его любят и жаждут защитить его, а здесь ночь,
Тоска стала до такой степени тяжелой, что превысила силы этого гиганта. Душа его поколебалась.
В темноте на него налетела бледная тревога и стала шептать ему на ухо: "Ты не пройдешь, это невозможно! Вернись, есть еще время! Выстрели из пистолета, и весь эскадрон бросится к тебе на помощь… Через эти таборы, через этот ужас никто не пройдет".
В эту минуту польский лагерь, моримый голодом, ежедневно осыпаемый ядрами и гирями, полный смерти и трупного запаха, показался ему тихой, безопасной пристанью.
Там друзья не поставили бы ему в вину, если бы он вернулся. Он скажет им, что это превосходит человеческие силы, — а они сами уже не пойдут, никого не пошлют и будут ждать помощи от Бога или короля
А если Скшетуский пойдет и погибнет?
"Во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа Это дьявольское искушение, — подумал Подбипента. — Я готов к смерти и ничего худшего со мной не случится Это дьявол пугает слабую душу трупами и мраком, ибо он всем пользуется".
Неужели он, рыцарь, осрамится, потеряет славу, опозорит имя, не спасет войска, откажется от небесного венца? Никогда!
И он двинулся дальше, простирая вперед руки.
Вдруг до него донесся шорох, но уже не из польского лагеря, а с противоположной стороны, еще неясный, но глубокий и грозный, как ворчание медведя, внезапно раздавшееся в темном лесу. Но тревога оставила уже душу Подбипенты, тоска перестала мучить его и перешла лишь в дорогое воспоминание о близких; как бы отвечая угрозе, долетающей со стороны табора, он еще раз повторил в душе: "А все-таки я пойду".
Через некоторое время рыцарь очутился на том месте, где в первый день штурма княжеская кавалерия разбила казаков и янычар. Дорога здесь была уже более ровная, не было столько ям, рвов и трупов, так как казаки убрали павших в прежних боях Здесь было немного светлее, потому что это пространство не было занято земляными фортификационными сооружениями. Подбипента свернул в сторону, желая проскользнуть между западным прудом и табором.
Он теперь шел быстро, без препятствий, и ему уже казалось, что он достигает линии табора, как вдруг какие-то новые отголоски обратили его внимание.
Рыцарь тотчас остановился и через четверть часа ожидания услышал приближающийся топот и фырканье лошадей.
— Казацкий патруль! — мелькнуло у него в голове.
Вскоре до его слуха донеслись человеческие голоса, он быстро кинулся в сторону и прилег в первом попавшемся углублении, держа в одной руке пистолет, в другой меч.
Тем временем всадники еще больше приблизились и наконец поравнялись
— Им тяжело, но и нам тяжело, — говорил один из всадников сонным голосом. — А сколько здесь пало наших воинов!
— Господи! — промолвил другой. — Говорят, будто король уже недалеко… что с нами будет?
— Хан рассердился на нашего батьку, и татары угрожают, что они нас возьмут в неволю, если не будет кого иного.
— И на пастбищах с нашими дерутся. Батька запретил ходить в их стан, потому что кто туда пойдет — пропадет.
— Люди сказывают, что между татарами есть переодетые ляхи. Эх, чтоб этой войны не было!
— Нам теперь хуже, чем прежде.
— Хуже всего то, что недалеко король с большим войском.
— Эх! В Сечи теперь спал бы спокойно, а здесь шатайся впотьмах, как сиромаха.
— Здесь, должно быть, и сиромахи шляются, потому что лошади храпят.
Голоса постепенно отдалялись и совсем умолкли. Подбипента поднялся и отправился дальше.
Пошел мелкий дождик Стало еще темнее.
Слева от рыцаря что-то блеснуло, сначала один огонек, потом другой, третий, десятый. Теперь уже рыцарь был уверен, что находится на пинии неприятельского стана.
Огоньки находились на довольно значительном расстоянии один от другого и тускло горели. Очевидно, там уже все спали и, быть может, только кое-где пили или варили пищу на завтра.
— Слава Богу, что я иду после штурма и вылазки, — сказал про себя Подбипента. — Они, должно быть, устали.
Но чуть только он об этом подумал, как опять издали услышал лошадиный топот — ехал второй патруль.
К счастью земля здесь более потрескалась и потому легче было скрыться. Патруль прошел так близко, что чуть не наткнулся на Подбипенту. Хорошо; что лошади привыкли проходить мимо лежащих тел и не испугались.
Рыцарь двинулся дальше.
На пространстве тысячи шагов ему попались навстречу еще два патруля. Очевидно, весь этот круг был занят лагерем и его стерегли как зеницу ока. Подбипента радовался в душе, что, вероятно, не наткнется на пеших часовых, которых обыкновенно ставили перед табором, чтобы они подавали вести конным патрулям.
Но радость его продолжалась недолго. Едва прошел он незначительное расстояние, как вдруг шагах в десяти увидел перед собой какую-то черную фигуру. Хотя Подбипента был неустрашим, однако теперь дрожь пробежала по всему телу. Отступать или обойти было уже поздно. Фигура пошевелилась, очевидно, заметила его:
Настала минута колебания. Внезапно раздался пониженный голос:
— Васыль, это ты?
— Я, — тихо ответил рыцарь.
— А водка есть?
— Есть.
— Давай.
Подбипента приблизился.
— Что это ты такой высокий? — со страхом спросил часовой.
Что-то закипело в темноте. В ту же минуту короткое сдавленное восклицание вырвалось из уст часового, потом послышался точно треск ломающихся костей, тяжелое хрипение — и одна фигура упала на землю.
Подбипента двинулся дальше.