Огнем и мечом (пер.Л. де-Вальден)
Шрифт:
Он чувствовал, что если скоро не дойдет до болота, то или выйдет на берег, что бы там с ним ни случилось, или упадет среди этих тростников и утонет.
Болото и устье реки казались ему спасительной гаванью, хотя, в сущности, там начинались новые затруднения и опасности.
Рыцарь боролся с горячкой и шел, все менее соблюдая предосторожности. В шуме тростника ему чудились голоса людей, говор; чудилось также, будто это о нем так говорит пруд: дойдет он до болота или не дойдет? вылезет из тростника или не вылезет? Комары все жалобнее распевали над ним.
И опять его охватило неудержимое, непреодолимое желание позвать Володыевского, и он уже собирался крикнуть:
— Михаил! Михаил!
К счастью, какая-то милосердная водоросль ударила мокрой кистью в его лицо. Сознание вернулось к нему, и он увидел перед собой, только несколько вправо, слабый свет.
Теперь рыцарь все смотрел на этот свет и некоторое время бодро шел к нему.
Внезапно Скшетуский остановился, заметив широкую полосу чистой воды. Он с облегчением передохнул. Это была река, а по обеим ее сторонам болото.
"Наконец-то я перестану кружиться по берегу пруда, — подумал он, — и направлюсь в этот клин".
По обеим сторонам клина тянулись два ряда тростников, рыцарь направился к тому ряду, до которого дошел. Через минуту ему стало ясно, что он идет правильно. Скшетуский оглянулся: пруд был уже за ним, а он теперь направлялся вдоль узкой ленты воды, которая не могла быть ничем иным, как только рекой. Вода здесь была холоднее.
Но спустя некоторое время им овладела страшная усталость. Ноги дрожали, а глаза застилались черной мглой.
"Как только дойду до берега, лягу, — подумал он, — нет сил идти дальше, отдохну".
Внезапно рыцарь упал на колени и руками ощупал сухую, поросшую мохом землю. Это был маленький островок
Он сел и стал отирать руками свое окровавленное лицо.
Через минуту до его ноздрей донесся запах дыма. Повернувшись к берегу, он заметил в ста шагах от воды костер, а вокруг него группу людей
Скшетуский сидел прямо напротив этого костра, и в те минуты, когда ветер немного раскрывал тростник, можно было все видеть, как на ладони С первого взгляда он узнал татарских конюхов, которые сидели у костра и ели.
Тогда в нем проснулся страшный голод. В день выхода из лагеря Скшетуский утром съел кусок конины, которым не насытился бы и двухмесячный волчонок, — и с того времени у него ничего не было во рту.
И вот он стал срывать растущие возле него стебли растений и жадно высасывал их Так он до некоторой степени утолял голод и мучившую его жажду.
Одновременно рыцарь то и дело посматривал на костер, который постепенно все бледнел.
Люди, находившиеся возле костра, как бы заволакивались мглой и, казалось, отдалялись.
"Ага, мной овладевает сон! — подумал рыцарь. — Я здесь усну".
Вдруг возле костра началось движение, татары встали. Вскоре до. слуха Скшетуского долетели возгласы: "лошь! лошь!" Им в ответ раздалось короткое ржание. Через минуту послышался
Скшетуский не мог понять, почему татары уехали. Немного спустя он заметил, что тростник как-то яснее выделяется, вода блестит иначе, чем при луне, а воздух заволакивается легкой мглою.
Начинался рассвет.
Вся ночь ушла у рыцаря на то, чтоб обогнуть пруд и дойти до реки и болота.
Он был только в начале дороги. Теперь ему придется идти вдоль по реке
Воздух все более наполнялся светом зари На востоке небо было бледно-зеленого цвета.
Скшетуский опять направился к болоту и, дойдя до берега, высунул голову из тростника.
В расстоянии нескольких сот шагов виднелся один только татарский форпост, в отдалении дымился потухающий костер; рыцарь решил ползти к нему среди высоких трав.
Добравшись до костра, он стал внимательно искать остатки еды и тотчас нашел обглоданные бараньи кости с оставшимся на них жиром и несколько штук печеной репы, оказавшиеся в теплом пепле. Скшетуский накинулся на них с жадностью дикого зверя и ел, пока не заметил, что форпосты, расставленные по пройденной им дороге, уже возвращаются в лагерь и приближаются к нему.
Тогда он пополз назад и через несколько минут исчез в тростнике. Отыскав сухое место, он тихо лег на землю. Тем временем всадники проехали мимо. Скшетуский тотчас принялся за взятые им у костра кости, которые теперь стали трещать в его могучих, точно у волка, челюстях. Он обгрыз жир и жилы, съел репу и немного утолил голод. Такого завтрака у него давно уже не было в Збараже.
Теперь он почувствовал себя сильнее. Его подкрепили пища и начинающийся день. Становилось все светлее; восточная сторона неба из зеленоватой превращалась в розовую и золотистую, и хотя утренний холод был очень чувствителен, но его утешала мысль, что вскоре солнце согреет его утомленное тело.
Рыцарь внимательно осмотрел свое убежище; здесь легко могли улечься два человека. Оно со всех сторон было окружено тростником, точно стеной, и совершенно скрывало его от людских глаз.
"Меня здесь не найдут, — думал Скшетуский, — разве если захотят ловить рыбу, но здесь рыбы нет, потому что она издохла от разлагающихся трупов. Тут я отдохну и подумаю о том, что делать дальше".
И вот он стал раздумывать, идти ему берегом реки или нет, и наконец решил идти, если поднимется ветер и будет качать тростник, в противном случае движение и шелест могут его выдать, особенно если придется проходить недалеко от неприятельского лагеря.
— Благодарю тебя, Боже, за то, что я до сих пор жив, — тихо прошептал рыцарь.
И он поднял глаза к небу, а затем мысленно унесся в польский лагерь.
С этого места замок был отлично виден, особенно когда его озолотили первые лучи восходящего солнца Быть может, там из башни кто-нибудь смотрит в подзорную трубу, а уж Володыевский и Заглоба наверняка весь день будут поглядывать с высоты валов, не увидят ли его висящим на какой-нибудь беллюарде.