Огнем и мечом (пер.Л. де-Вальден)
Шрифт:
Впереди всех стоял старый запорожец исполинского роста, со страшно свирепым лицом. Он подошел ближе к огню и спросил:
— А кто из вас посол?
Запорожец был, очевидно, пьян, так как кругом распространился сильный запах водки.
— Кто же из вас посол? — повторил он.
— Я! — гордо ответил Скшетуский.
— Ты?
— Разве я тебе брат, что ты мне говоришь "ты"?
— Знай, грубиян, вежливость, — вмешался вахмистр. — Всегда говорят "ясновельможный пан посол".
— Погибель вам, чертовы сыны! Чтобы вам Серпягова
— Не твое дело! Знай одно: веди меня скорей к атаману, если хочешь, чтобы твоя шея осталась цела.
В эту минуту из толпы выдвинулся вперед другой запорожец.
— Мы тут по воле атамана, — сказал он, — стережем ляхов, а кто сунется, того велено вязать и вести к нему, вот мы и сделаем это.
— Кто едет добровольно, того вязать нельзя.
— Надо, такой приказ.
— А знаешь ли ты, холоп, что значит особа посла? Знаешь ли, кого я представляю?
А старый великан сказал:
— Мы отведем посла только за бороду, вот так! — и с этими словами протянул руку к бороде поручика, но в ту же минуту застонал и, словно пораженный громом, свалился на землю.
Скшетуский рассек ему чеканом голову.
— Коли! Коли! — завыли в толпе яростные голоса.
Княжеские казаки бросились на помощь своему начальнику, загремели самопалы и крики "коли! коли!" слились с лязгом железа. Началась беспорядочная свалка. Затоптанные огни погасли, и тьма объяла сражающихся. Вскоре обе стороны так тесно слились, что для ударов не было места, а ножи, кулаки и зубы заменили сабли.
Но вдруг в глубине острова послышались крики многочисленных голосов; к нападающим подоспела помощь. Еще минута — и она опоздала бы, потому что казаки Скшетуского брали верх
— К лодкам! — крикнул громовым голосом Скшетуский.
Его приказание было исполнено в мгновение ока. Но, к несчастью, чайки, глубоко втиснутые в песок, слишком трудно было сдвинуть в воду.
А неприятель тем временем яростно бросился к берегу.
— Пали! — скомандовал Скшетуский.
Залп из мушкетов задержал нападающих, которые смешались, сбились в кучу и в беспорядке отскочили, оставив несколько тел; некоторые из них вздрагивали, точно рыба, брошенная на берег.
А перевозчики тем временем с помощью казаков и весел изо всех сил старались сдвинуть челноки в воду, но тщетно.
Неприятель повел атаку издали. Шлепанье пуль о воду смешалось со свистом стрел и стонами раненых
Татары, подзадоривая друг друга, пронзительно кричали, вторя крикам казаков: "коли! коли!", а спокойный голос Скшетуского все чаще повторял команду:
— Пали!
Бледный утренний свет озарил место побоища: со стороны суши виднелась толпа казаков и татар, пригнувшихся к седлам и прицеливающихся из пищалей или, наоборот, откинувшихся назад и натягивающих тетивы луков, а со стороны реки — две дымящиеся чайки, освещаемые постоянными выстрелами.
В одном из челноков стоял Скшетуский, выше всех, гордый, спокойный,
Вахмистр подошел к нему и шепнул:
— Мы не выдержим — их слишком много!
Но поручик теперь думал только о том, как бы своей кровью защитить вверенное ему посольство, не допустить унижения своего сана и умереть со славой. Казаки сделали себе прикрытие из мешков с провизией, из-за которых они обстреливали неприятеля, а Скшетуский оставался под выстрелами на самом видном месте.
— Нам придется погибнуть всем до единого, — сказал он.
— И погибнем, батька! — крикнули казаки.
— Пали!
И чайки снова задымились, а из глубины острова начали прибывать новые толпы, вооруженные пиками и косами. Нападающие разделились на две части. Одна поддерживала огонь, другая, состоявшая более чем из двухсот казаков и татар, ждала только удобной минуты, чтобы кинуться в рукопашный бой. Одновременно с этим из тростников выплыли четыре лодки, готовые наброситься на поручика с тыла и с боков
Было уже совсем светло, только дым от пороха тянулся длинными полосами и застилал место побоища. Поручик велел двадцати казакам обернуться к нападающим лодкам, которые с помощью весел неслись с быстротой птиц по спокойной воде реки. Огонь, обращенный к татарам и казакам, наступающим с острова, значительно ослаб.
Последние только этого и ждали.
Вахмистр снова подошел к поручику.
— Татары берут кинжалы в зубы и сейчас бросятся на нас.
Действительно, около трехсот ордынцев, с ножами в зубах и саблями в руках, готовились к атаке. С ними было также несколько запорожцев, вооруженных косами.
Атака должна была начаться сразу со всех сторон; нападающие лодки уже подплыли на расстояние выстрела. Бока их окутались дымом. Пули, как град, посыпались на солдат поручика. Обе чайки заполнились, стонами. Через несколько минут половина казаков Скшетуского уже пала, остальные отчаянно защищались. Лица их почернели от дыма, руки устали, глаза слипались и налились кровью, приклады ружей начали жечь ладони. Большая часть их была ранена.
Страшный вой и крик потрясли воздух. Это ордынцы бросились в атаку.
Дым от движения всей этой массы рассеялся, и глазам представились две чайки поручика, покрытые черной толпой татар, точно два лошадиных трупа, раздираемых стаями волков. Толпа эта напирала, выла, карабкалась и, казалось, борясь сама с собою, погибала. Несколько казаков давали еще отпор, а Скшетуский стоял на мачте, с окровавленным лицом, с глубоко вонзившейся в левое плечо стрелой, и отчаянно защищался. Он казался великаном среди окружающей его. толпы; сабля его мелькала, как молния. Ударам его отвечали вой и стоны. Вахмистр с другим казаком стояли по бокам его. Минутами толпа с ужасом отступала перед этой тройкой, но, подталкиваемая сзади, снова бросалась вперед, падая под ударами сабель.