Огнем и Словом
Шрифт:
Бумажное производство так же работает в полную мощь, выдавая уже четыре сотни листов в день. Очень прилично, хотя и мало, чтобы удовлетворить спрос. У меня только в Константинополе заказ на пятьдесят тысяч листов. Точнее не заказ, а предложение выкупить товар, будь тот появится в великом городе. А скоро обещались два торговца, один армянин из Киликии, другой грек, прибыть в Воеводино за товарами, ну и сами привезут нужное мне.
Самым же успехом, на который налюбоваться не могу — это мануфактуры по производству доспехов и оружия. Вот тут клепают мощь Братства,
Ну, а то, что не нужно, человек никогда создавать не будет. Человеческая мысль работает качественно только когда, действительно, припекает. Европу на сломе Средневековья и Нового времени припекло, у них много металлов появилось и происходила первая капитализация за счет разграбления колоний.
А что сейчас происходит на Руси не без моей помощь? Да ровным счетом то же самое, что и в Европе в эпоху Великих Географических Открытий, правда русские путешественники новых земель пока не открывают, но капитализация есть, товарное производство, мало, но есть.
Только тут, скорее, пока я один за всех отдуваюсь. Вот откроем торговые пути, так еще найдутся те, кто заинтересуется и бумагой, и свечами, да всем. Что-то свое изобретут, чай русский человек на выдумки всякие хитер, или же я подсоблю. Не жадный я, буду делиться с русскими людьми большинством изобретений.
Так что мануфактуры не прекратят работать и после того, как я одену всех своих воинов в новые брони.
Три цеха льют железо, один цех заготовки угля, цеха по ковке, где так же процессы получилось раздробить. А еще часть лат делаем штамповкой под прессом. Заработал механический рычажный вододействующий молот, который приводился в движение водяным колесом. Он пока только один такой, но уже третьей модернизации. Все находятся мелочи, которые можно улучшить.
И могу сказать с точностью, что без меня такой агрегат, по сути-то простой и примитивный, не получился бы. Дважды конструкция не получалась. И другие мастера уже плюнули бы на это дело, но я настаивал, думал, вспоминал школьную физику, то, что видел когда-то. И вот эта настойчивость, начавшаяся с «делаем то, не знаю, что», в итоге привела к технологии, которая, насколько я знаю, могла бы появится в Европе только в шестнадцатом веке, на сломе эпох доминирования тяжелой конницы и началом эры огнестрельного оружия.
Впереди у меня были поля. В преддверии посевной, которая частично уже и начинается, я хотел лично проверить все: качество посевного фонда, как разбиты поля, готовность и количество инвентаря, коней. Я был полон решимости накрутить хвосты старостам, но…
— Воевода! Воевода! — кричали всадники, которые на всех порах, загоняя лошадей бежали в мою сторону.
Я разъезжал по полям и смотрел, как размечают земли под будущие посевы и разговаривал о том, что именно предполагается высаживать,
Все сразу подобрались. Мое сопровождение, а я бездвух десятков «ангелов» никуда не выезжал, стало готовится к бою.
— Старост всех сопроводить в поселения! — отдал я приказ, надевая шлем.
Пятеро ратных сразу же направились к бричкам старост, а те побежали к своим транспортным средствам. Такие правила. А всадники, и вовсе не должны кричать при приближении, если только не очень важные события произошли. И, как всегда, мысли только о плохом.
— Что случилось? — выкрикнул я, когда всадники были еще в метрах ста.
— Жена твоя рожает! — кричали мне в ответ.
Не теряя времени, позабыв о всех делах и даже о людях, я рванул в сторону Воеводино. Пятнадцать верст до дома, хорошо, что еще дальше не удалился. Поля же разработаны уже на все пятьдесят верст вокруг, но я только начал инспекцию.
Я летел, не замечая ничего, не думая о том, что конь не выдержит. Он сильный, он должен. Мысли метались изстороны в сторону, встречный ветер заставлял жмуриться, но я летел, не давая коню перейти на рысь, лишь только галоп. Бедное животное получило от меня месячную норму ударов шпорами в бочину. Но сколько раз я уже убеждался, что мои кони, как минимум, двое из всей разросшейся конюшни, понимают настроение и не ропщут в те минуты, когда на их возмущение плевать, когда нужно быстрее, быстрее…
По всем расчетам, Маша должна была носить ребенка еще не менее недели, но она непоседа. Все равно не может лечь и лежать, все бродит, ходит по лестницам. Непослушная… Выпорю, когда родит. И что за глупости посещают мою голову? А что, если… Нет, будут жить, обязательно. Маша крепкая женщина, с характером, ребенок… Как же тяжко без УЗИ. А если положение плода неправильное, если пуповиной обвился? И, почему всегда дурные мысли сильнее добрых? Почему не думать о хорошем, а все кажется, что случится плохое?
— Где она? У себя? — спросил я, спрыгивая с коня.
Неправильно приземлился и подвернул ногу, но не обращая внимания на боль, я все равно бежал вверх по лестнице, в спальню, где и должна была рожать Маша.
— А-а-а! — кричала моя жена.
Я чуть было не рванул к иконам, чтобы помолиться о благополучных родах, настолько во мне уже накопилось религиозности. Но понимал, что я должен быть не рядом с Машей, с ней вместе. После возблагодарю Бога, поставлю еще один храм, правда пока никак не достроим два, но сразу начнем третий.
— Что? — выкрикнул я.
— Тяжко дитя идет, воевода, — сообщила повитуха.
Я работал с женщиной, которая всеми роженицами признавалась, как лучшая помощница при родах. Рассказывал ей все, что знал об этом процессе, икатегорически указывал на то, чтобы повитуха без вымытых рук мылом, даже не подходила близко. Мало того, с самого начала родов, нужно было вымыть комнату, прокипятить полотенца.
— Руки мыли? — строго спросил я у присутствующих баб.
— Мыли, батюшка, как же не мыть, ты же велел, — отвечала одна из прислужниц.