Огненная река
Шрифт:
— Перед тем, как уйти, он сказал, что придёт гость и попросил, чтобы я его задержала. Вы можете разминуться, и тогда получится, что вы напрасно потратите свои силы.
Я сказала это нежно, будто я его старшая сестра.
Он наклонился, как будто его заставляют, и стал развязывать шнурки своих баскетбольных кроссовок, и тогда собака, которая некоторое время сидела тихо, опять начала лаять. Он вновь сделал вид, что ему неловко.
— Собака очень неприветливая.
Изо всех сил стараясь сгладить напряженность,
— Тихо, не лай! Шалом, вот я тебе задам перца!
Я наблюдала за тем, как молодой мужчина развязывает шнурки. Когда он снял кроссовки, я прошла мимо комнаты Сону и настежь распахнула дверь в свою. Без особого колебания он вошёл и невежливо присел на кровать.
— Тётушка, извините, вы не могли бы принести стакан воды? Очень жарко.
Я с готовностью побежала на кухню. Ноги ослабели и тряслись, будто после выкуренной сигареты. Всё время, пока я отворачивала кран, наливала в стакан воду, мои руки дрожали. Поэтому мне пришлось несколько раз наполнять стакан. Когда я кое-как справилась с задачей и поставила стакан на поднос, то увидела, что в нём плавают пузырьки хлорки. Вместо воды я взяла бутылку колы и вернулась в комнату.
— Мы постоянно пьём колу. Без неё не можем прожить и дня.
Я наполнила стакан, наблюдая за его реакцией.
— Говорят, к ней быстро привыкаешь, её бы стоило пить как можно реже.
Он подождал, пока осядет пена, и молча пригубил. Стакан остался почти полным.
— Не любите?
— Просто не до такой степени, чтобы не представлять без неё жизни.
Он засмеялся.
— О, у вас здесь как в храме.
Делая вид, что ему очень интересно, он рассматривал скульптуры из гипса, стоящие, как на выставке, на высоко висящих по двум стенам полках.
Скульптурки Агриппы, Джудиано, Ариадны, Аполлона, рогатого Моисея выглядели притихшими, словно уснули. Я тоже с интересом смотрела на гипсовые фигуры, стоящие прямо или повёрнутые в профиль, будто в первый раз их вижу. Вечерние горячие лучи солнца окрашивали в красный цвет каждую выступающую часть скульптур.
— Очень жарко.
Он глубоко вздохнул, показывая, как ему жарко. Было хорошо видно, как под свитером двигаются рёбра. Тесная комната раскалилась от нашего тепла, как от батареи, и наполнилась неловкой тишиной.
Я открыла окно.
— Так будет прохладней.
— Да, действительно.
Мы опять замолчали.
— Я не ожидал, что Сыну увлекается искусством.
Он рассеянно смотрел в окно и искал тему для разговора.
— Это со времён учёбы в университете.
— А я учусь на медицинском, может быть, вы слышали обо мне.
— Значит, вы почти врач.
— Ну, как вам сказать, я пока ещё цыплёнок. Сейчас я всего лишь практикант в университетской больнице.
Он говорил подчёркнуто скромно, но при этом
— Это со времён учёбы на факультете живописи.
— Тогда он пошёл совсем другим путём. Значит, я не знал, чем он занимался. Я в первый раз слышу, что Сыну учился на художественном факультете. Бывает, что люди могут работать не по своей специальности?
Теперь он больше не скрывал своей гордости медика, у которого непременно будет работа по специальности.
— Я не о нём, я о себе. В течение четырёх лет в университете я занималась живописью.
Я сказала это с вызовом.
— Ах, так это вы о себе? Сыну очень далёк от искусства.
Ему, наверное, было неинтересно, чем я занималась в университете. Неискренно кивая головой, он поднял стакан с колой. Выражение его лица говорило о том, что для женщины специальность имеет значение только во время студенчества; это как старая изношенная школьная форма, которую носили четыре года.
— Тётушка, не найдётся ли у вас сигарет, может быть Сыну оставил? Я забыл купить, очень спешил.
Он сказал это слишком развязно. Я протянула ему одну их двух оставшихся сигарет.
— И спички тоже, будьте добры.
Когда я протянула ему спичку, а потом взяла в рот другую сигарету, он сделал удивлённое лицо, но проворно поднёс огонь к моей сигарете. Я подождала, пока он прикурит, и упорно продолжала рассказывать:
— Об этом смешно вспоминать. Мы оба увлекались Делакруа и Бюффэ Бернаром. Целыми днями обсуждали значение тёмно-синего цвета у первого и второго художника, и не только это…
Он пил маленькими глотками, опустив голову. Я уставилась на его шею, с заросшим, как у школьника, затылком над воротником рубашки. И тут появилась ноющая боль, будто в глубине сердца лопается какой-то сосуд.
В тот вечер в классе для дополнительных занятий, в котором, как лес, возвышались мольберты, мы впервые обнялись. Было ужасно жарко, воздух бурлил, как вода в кипящей кастрюле, и я не чувствовала ничего, кроме жары.
— Вы всегда дома одна?
Он, видимо, почувствовал мой взгляд и поднял голову.
— Да, как и сегодня.
— Чем вы обычно занимаетесь, чтобы скрасить одиночество?
— Я гадаю по ладони.
— Вы правда умеете читать судьбу по руке? Очень интересно. И что говорят линии счастья?
— Как вам сказать… Счастье — это сказка о том, как однажды красивый принц на белом коне, живущий в далёкой стране, спас заколдованную красивую нежную принцессу, которая находилась в заточении на самом верху башни, и они жили долго и счастливо, не правда ли? На линиях моих ладоней, видимо, написано, что жизнь всегда будет скучной. Хотите, я вам погадаю? Я могу посмотреть, насколько вы удачливы. Если под вертикальной линией находится бугор, то это признак счастья…